Людмила Максимчук

  «Яблоко жизни», 2006

Облака над Серебряным бором 

Так нель­зя, нель­зя, по­че­му – не знаю,
Но не мо­гу – так про­сто, как если бы…
Сло­вом – отвер­гаю, от­ри­цаю, от­ка­зы­ва­юсь 
И боль­ше до­ба­вить не­че­го!...

 

* * *

 Нина сидела на самом краешке покрывала, смотрела на воду. Солнце приятно припекало. Август выдался теплый, погожий, и в Серебряном Бору в эту пору особенно хорошо. Сегодня, наверное, лучший день за все лето. Народу на пляже оставалось немного, было к вечеру, начало пятого. Подумала, что хватит времени еще раза два искупаться – а часов в семь, когда солнце закатится за деревья, можно и домой. Она вынула пакет с фруктами, захваченными из дома: есть почти не хотелось, но не нести же обратно! Нина всегда брала с собой перекусить, чтобы на пляже не отвлекаться, не толкаться у лотков, не думать о еде и питье. В этот раз очень вкусные попались сливы, любимого сорта. Нина очищала их от кожуры, медленно смаковала…

Во­круг но­си­лись де­ти, не­ко­то­рые – раз­го­ня­лись, что­бы ныр­нуть в во­ду; муж­чи­ны ря­дом ни­как не мо­гли до­и­грать пар­тию в домино; ком­па­ния по­дро­стков раз­вле­ка­лась на кру­том бе­ре­гу: пи­во, смех, му­зы­ка огла­шен­ная... Ни­на поч­ти не об­ра­ща­ла на них вни­ма­ния – ни­че­го, при­вы­чно, лишь бы без не­при­ят­но­стей обо­шлось. Здесь глав­ное – солнце и во­да, здесь на­до за­го­рать, ку­пать­ся, за­бы­вать об осталь­ном… Оста­лось нес­коль­ко слив. И вдруг по­чув­ство­ва­ла чей-то при­сталь­ный взгляд – сбо­ку, из­да­ле­ка, при­цель­но; она обер­ну­лась, но ни­че­го осо­бен­но­го не за­ме­ти­ла. Сле­дую­щую сли­ву она не смо­гла про­гло­тить: как тут про­гло­тишь, ког­да чув­ству­ешь, что на те­бя смо­трят? И что это зна­чит? Ни­на за­пи­ла сли­вы глот­ком во­ды – взгляд не ис­чез. Она под­ня­лась, по­пра­ви­ла ку­паль­ник, по­плот­нее за­ко­ло­ла шпиль­ка­ми непокор­ные во­ло­сы, со­бран­ные в вы­со­кий узел, ре­ши­ла прой­тись не­да­ле­ко. Но не ус­пе­ла сде­лать и нес­коль­ко ша­гов, как  пе­ред ней, слов­но из-под зе­мли, вы­рос стат­ный мо­ло­дой че­ло­век с боль­шой спор­тив­ной сум­кой в ру­ках. Па­рень был вы­ше сред­не­го рос­та, свет­ло­во­ло­сый, спор­тив­но­го сло­же­ния.

–  По­жа­луй­ста, про­сти­те ме­ня. Я дав­но на­блю­даю за ва­ми из-за той со­сны. Не по­ду­май­те ни­че­го дур­но­го, про­сто я как шел, так и оста­но­вил­ся, по­то­му что уви­дел вас – имен­но там, где вы толь­ко что си­де­ли.

Ни­на ра­сте­рян­но огля­ну­лась по сто­ро­нам – нет, со­се­ди на них вни­ма­ния не об­ра­ща­ли. Она про­шла нем­но­го впе­ред, па­рень – ря­дом.

– По­че­му же вы мол­чи­те? – спро­сил он.

– А что прикажете го­во­рить? – Ни­не ка­за­лось не­ле­пым во­об­ще что-ли­бо от­ве­чать.

– По­ни­ма­ете, – не от­сту­пал мо­ло­дой че­ло­век, – я тут поч­ти каж­дый день в это сам­ое вре­мя про­бе­гаю – на ба­скет­боль­ную тре­ни­ров­ку, – он по­пра­вил от­тя­нув­ший­ся ре­ме­шок плот­но на­би­той спор­тив­ной сум­ки. – Ви­ди­те, и те­перь – мя­чи не­су для на­шей ко­ман­ды. Мы тре­ни­руем­ся по­бли­зо­сти, на кор­те. Чест­но ска­зать, опаз­ды­ваю, и ре­бя­та ме­ня дав­но заж­да­лись. А я, как… как, не знаю кто, толь­ко уви­дел вас – сра­зу за­был, ку­да и за­чем шел. Ведь вы здесь – в пер­вый раз?

– Да нет, иног­да приез­жаю сю­да, – не­хо­тя от­ве­ча­ла Ни­на, всма­три­ва­ясь да­ле­ко в сто­ро­ну и лишь бро­сив взгляд мель­ком на нео­жи­дан­но­го со­бе­сед­ни­ка. – Здесь мне нра­вит­ся.

– Стран­но, но если бы вы бы­ли тут, на­при­мер, вче­ра или по­зав­че­ра, или в дру­гие дни – имен­но в это вре­мя и на этом ме­сте, – я бы вас сразу же за­ме­тил.

– Вот уж не знаю…

– Про­сти­те ме­ня еще раз, но я очень спе­шу, ме­ня ждут, не мо­гу за­дер­жать­ся ни на ми­ну­ту до­лее. Но и прой­ти ми­мо вас не мо­гу, по­верь­те мне! Я ни­че­го дур­но­го не за­мы­шляю. Про­сто… – он нес­коль­ко за­меш­кал­ся, да­же прио­ста­но­вил­ся. Ни­на так­же оста­но­ви­лась. – Очень хо­чу с ва­ми поз­на­ко­мить­ся. Дай­те, по­жа­луй­ста, ваш те­ле­фон, я ни в ко­ем слу­чае не вос­поль­зу­юсь им во зло. И как вас зо­вут?

– Ме­ня? Ни­на.

– А ме­ня – Ни­ко­лай. И зна­ете, что… – Ни­ко­лай не­на­дол­го за­мол­чал, под­би­рая сло­ва. – Вы мо­же­те про ме­ня ду­мать все, что угод­но, толь­ко пой­ми­те од­но: я не ис­ка­тель при­клю­че­ний или ума­ли­шен­ный. Та­ких жен­щин я еще не встре­чал – то есть та­кие те­перь по ули­цам не хо­дят, по край­ней ме­ре, я их не ви­дел.

Ни­на по­мор­щи­лась от дос­ады: к че­му все это? Спро­си­ла:

– Ни­ко­лай, сколь­ко вам лет?

– А, вы об этом. Ну… Мне – двад­цать семь.

– А мне – со­рок пять. Раз­ве не заметно?

– Ни­на, вы ме­ня хо­ти­те оби­деть и от­тол­кнуть, я по­ни­маю. – Ни­ко­лай не знал, как и что нуж­но до­ка­зы­вать Ни­не; не знал, как объяс­нить ей то, что не под­да­ет­ся объяс­не­нию… – Толь­ко мож­но я вам по­том все объяс­ню? По­жа­луй­ста, на­зо­ви­те мне но­мер ва­ше­го те­ле­фо­на, и я вам се­год­ня же по­зво­ню, если по­зво­ли­те, если ни­ко­го не по­тре­во­жу в ва­шем до­ме.

– По­тре­во­жить в мо­ем до­ме… – Ни­на про­гло­ти­ла горь­кую слю­ну. – Я не мо­гу да­вать свой те­ле­фон по­сто­рон­ним нез­на­ком­цам. Но хо­ро­шо, что­бы не топ­тать­ся на ме­сте, да­вай­те ваш номер, и я по­зво­ню са­ма.

– А если не по­зво­ни­те? Тог­да что? Как я вас най­ду? – Ни­ко­лай за­вол­но­вал­ся. – Нет, это про­сто не­воз­мож­но!

– Очень да­же воз­мож­но.

– И вы точ­но об­еща­ете?

– Точ­но.

Ни­ко­лаю ни­че­го не оста­ва­лось, кро­ме как по­ве­рить.

– Лад­но! – ска­зал он. – Об­ещай­те мне по­зво­нить се­год­ня же меж­ду по­ло­ви­ной один­над­ца­то­го и один­над­ца­тью, если это не слиш­ком поз­дно для вас. К это­му вре­ме­ни я уже вер­нусь и по­про­шу до­маш­них те­ле­фон не за­ни­мать. Я мо­гу на­деять­ся?

– Мо­же­те, – в пер­вый раз улыб­ну­лась Ни­на, и Ни­ко­лаю по­ка­за­лось, что так улы­ба­лись толь­ко ска­зоч­ные ко­ро­левы.

…Ни­ко­лай за­пи­сал на выр­ван­ной из за­пис­ной книж­ки стра­нич­ке свой те­ле­фон, пе­ре­дал Ни­не. Она его еще и не проч­ла, как Ни­ко­лай наклонился, по­це­ло­вал ки­сти об­еих ее рук, дер­жав­ших за­пи­ску, бы­стро под­хва­тил свою сум­ку, по­бе­жал по до­рож­ке.

– До ве­че­ра, Ни­на!

***

 Те­ле­фон на­чи­нал­ся с цифр «457»… Москва,  «Реч­ной вок­зал»! Ни­на жи­ла в цен­тре, на Су­ха­рев­ке, в ста­рин­ном до­ме, в просторной квар­ти­ре, остав­шей­ся от ро­ди­те­лей му­жа, да те­перь вот – и от са­мо­го му­жа. Стран­но все… Что это и за­чем? Не­по­нят­но. Но – по­смо­трим! Ни­на ус­пе­ла еще ис­ку­пать­ся, за­плы­ва­ла, как всегда, да­ле­ко, лю­бу­ясь бе­ре­гом. Ле­то уже кон­ча­ет­ся, вдруг зав­тра уже не бу­дет по­го­ды? До­мой до­е­ха­ла в пе­ре­пол­нен­ном ме­тро. Дочь уже вер­ну­лась – ез­ди­ла с друзья­ми за го­род. Нина с удовольствием приняла душ; поужинали неспешно.

– Мам, ну как сегодня водичка? Как солнце?

– Отлично, все хорошо... – Нина слегка замялась. – Послушай, Дашенька, сегодня на пляже у меня случилось маленькое приключение: один молодой человек дал мне свой телефон, просил позвонить.

Да­ша об­ра­до­ва­лась, как если бы свер­ши­лось то, че­го она ожи­да­ла:

– Да ну! Сим­па­тич­ный?

– Вро­де бы. Что де­лать?  Я ведь об­еща­ла.

– Вот и по­зво­ни.

– В са­мом де­ле? Ты так счи­та­ешь?  – до­пы­ты­ва­лась Ни­на.

– Ко­неч­но, а что тут осо­бен­но­го?

– За­чем? Пра­во… – Ни­на все еще пре­бы­ва­ла в не­ре­ши­тель­но­сти.

– А за­тем, что у те­бя бу­дет раз­но­об­ра­зие в жиз­ни. Не­че­го те­бе кис­нуть це­лы­ми дня­ми! Взялась, понимаешь ли, изводить себя переживаниями... Да и па­пу не вер­нешь все рав­но!

– Да­ша, но – к че­му все это?

– Эх, ма­ма! Да что ты те­ря­ешь?

– Не знаю…

– Сло­вом, зво­ни, а там вид­но бу­дет. Те­бе нуж­но рас­ши­рять круг об­ще­ния – это единственный выход для тебя! И не хмурься, не навешивай на себя лишние годы. Запомни: ты – красивая, молодая, неотразимая!

Круг об­ще­ния у Ни­ны не был слиш­ком ши­ро­ким, да она и не ста­ра­лась рас­ши­рить его слу­чай­ны­ми лич­но­стя­ми. Пра­вда, и в по­стоян­ном яд­ре это­го кру­га она дав­но потеря­ла уве­ре­нность. Круг, квадрат, треугольник... Кажется, треугольник считается в геометрии устойчивой фигурой. Нина усмехнулась, припомнив точные науки, столь мало применимые в ее жизни: прочность и устойчивость – как бы не так! Ко­неч­но, хо­те­лось че­го-то проч­но­го и фун­да­мен­таль­но­го, толь­ко как это­го до­стичь, ког­да фун­да­мент слов­но вы­би­ли из-под ног, и вме­сто не­го ока­за­лась хлип­кая ват­ная под­стил­ка, на ко­то­рой не­воз­мож­но бы­ло удер­жи­вать­ся дол­го? Но как-то на­до стро­ить жизнь даль­ше… На ра­бо­те – ни шат­ко, ни вал­ко: глав­ное, каж­дый день хо­дить не на­до, не то, что в мо­ло­дости, ког­да ра­бо­та­ла на ре­жим­ном пред­прия­тии. На­чаль­ник от­де­ла, Бо­рис Ива­но­вич, был не очень стро­г, еще не ста­р, хо­ро­шо знал ее му­жа, со­чув­ство­вал ей – да­вал нем­но­го за­ра­бо­тать, в ду­шу не лез, а осталь­ное…

– Да­ша, те­бе не ну­жен боль­ше те­ле­фон?

– Нет, все уже по­зво­ни­ли, ко­му на­до.

Ни­на наб­ра­ла за­пи­сан­ный но­мер, и Ни­ко­лай взял труб­ку сра­зу же.

– Ни­на! Огром­ное спа­си­бо, что вы­пол­ни­ли об­еща­ние, – об­ра­до­вал­ся он. – Вам удоб­но го­во­рить те­перь?

– Удоб­но.

–  Толь­ко мне не ин­те­рес­но по те­ле­фо­ну, очень хо­чу по­ско­рее вас уви­деть, по­ка за­пом­нил толь­ко смут­ный об­раз. По­ни­маю, что у та­кой жен­щи­ны нет от­боя от по­клон­ни­ков – и про­стой, обыч­ный слу­жа­щий ком­па­нии по не­дви­жи­мо­сти ей сов­сем не ну­жен.

– Не­у­же­ли? «Обыч­ный слу­жа­щий»? – она улыбнулась. – Я же по­ни­маю вот что: мо­ло­до­му, перс­пек­тив­но­му слу­жа­ще­му ка­кой угод­но де­ес­по­соб­ной ор­га­ни­за­ции ни­че­го не сто­ит поз­на­ко­мить­ся с лю­бой кра­си­вой, прив­ле­ка­тель­ной, хо­ро­шень­кой де­вуш­кой или жен­щи­ной.

– За­чем вы так сра­зу… Да раз­ве я не зна­ко­мил­ся? – Ни­ко­лай по­мор­щил­ся от не­при­ят­ных вос­по­ми­на­ний. – Бы­ли у ме­ня и де­вуш­ки, и ро­ма­ны, все бы­ло… Толь­ко на­стоя­ще­го, дей­стви­тель­но цен­но­го – не бы­ло. Да­же од­но то, что вы так упор­но со­про­тив­ля­етесь мо­е­му искреннему ин­те­ре­су, кое-че­го сто­ит.

– То есть у вас ко мне, как я по­ня­ла, – спор­тив­ный ин­те­рес, что и со­от­вет­ству­ет ва­ше­му ха­рак­те­ру, – Ни­на сде­ла­ла тот вы­вод, ко­то­рый на­пра­ши­вал­ся сам. – Ви­ди­мо, вам при­елись обыч­ные ва­ри­ан­ты и за­хо­те­лось… – Она по­чув­ство­ва­ла, что ска­за­ла вуль­гар­ность.

– Про­сти­те, что пе­ре­би­ваю, – рез­ко оста­но­вил ее Николай. – Ни­на, не го­во­ри­те, по­жа­луй­ста, уни­зи­тель­но­го для ме­ня и для вас. «Спор­тив­ный ин­те­рес» у ме­ня толь­ко к спор­ту. Я – нор­маль­ный че­ло­век пра­виль­ной ори­ен­та­ции, и ущерб­но­сти не чув­ствую ни в чем. Жен­щи­на или де­вуш­ка дол­жна мне пон­ра­вить­ся вне­шне, вну­трен­не, вы­зы­вать фи­зи­че­ский ин­те­рес. Не понимаю, что здесь пре­до­су­ди­тель­но­го?

– Что? – Ни­на за­мя­лась, но про­дол­жи­ла. – Конечно, я вас не знаю, но... Знаю, мно­гие муж­чи­ны про­явля­ют ко мне ин­те­рес, да и всег­да про­явля­ли, ко­неч­но, в раз­ной сте­пе­ни.

– Да я мо­мен­таль­но по­нял, что вы при­вы­кли к по­клон­ни­кам! – засмеял­ся Ни­ко­лай, смягчившись.

– При­вы­кла? Мо­жет, и так. Что это меняет? Я ни­ког­да ни­че­го и ни­ко­го не ис­ка­ла ни на час, ни на день, ни на год.

– Вы что же, ду­ма­ете, я это­го не по­нял? Так имен­но это и есть то глав­ное, что ме­ня ин­те­ре­су­ет, по­ни­ма­ете?

– Что при­ка­же­те по­ни­мать? – не сда­ва­лась Ни­на. – Да я ведь уве­ре­на, что вам-то нуж­на... Не знаю кто, но со­вер­шен­но не я!

– Очень, очень про­шу, да­вай­те не бу­дем спо­рить об этом! – не от­сту­пал Ни­ко­лай. – Не сер­ди­тесь на ме­ня: мо­жет, то, что про­изо­шло се­год­ня – это и есть су­дь­ба… Мне нуж­но о мно­гом по­го­во­рить с ва­ми. Хо­чу и не ре­ша­юсь рас­спро­сить: кто вы, ка­кая у вас се­мья, где ра­бо­та­ете или не ра­бо­та­ете – и так да­лее. Мо­же­те рас­ска­зать?

– А вы – о се­бе  – мо­же­те? – спросила Ни­на.

– Ко­неч­но, сколь­ко угод­но, – Ни­ко­лай тут же по­серьез­нел. – Ро­дил­ся в Мос­кве, в 1968 го­ду. За­кон­чил шко­лу, по­том – Мен­де­ле­ев­ский ин­сти­тут. Ра­бо­таю сов­сем не по спе­циаль­но­сти – ком­мер­че­ским аген­том, за­ни­маюсь не­дви­жи­мо­стью, по­стоян­но об­ща­юсь с кли­ен­та­ми, ез­жу по Мо­сков­ской обла­сти. Иног­да пи­шу ста­тей­ки – пу­бли­ку­ют в жур­на­ле «Ком­мер­сант». За­ра­ба­ты­ваю так се­бе, хо­те­лось бы по­боль­ше. Но тут – заг­возд­ка: спорт, ко­то­рый тре­бу­ет вре­ме­ни. Совмещать – трудно... С дет­ства играл в тен­нис, ув­ле­ка­юсь ба­скет­бо­лом, ста­ра­юсь под­дер­жи­вать хо­ро­шую фи­зи­че­скую фор­му. Три ра­за в не­де­лю – тре­ни­ров­ки: ле­том – в Се­ре­бря­ном бо­ру, зи­мой – в са­мом клу­бе. У ме­ня есть спор­тив­ные раз­ря­ды, на­гра­ды, поль­зу­юсь ува­же­ни­ем дру­зей – как ра­нь­ше пи­са­ли в ан­ке­те. Что еще?

– А че­го тут до­ба­вить? Ан­ке­та бе­зу­преч­на. У ме­ня та­кой не по­лу­чит­ся, – Ни­на за­ду­ма­лась… – С кем вы жи­ве­те?

– Сей­час – в од­ной квар­ти­ре с ба­буш­кой, па­пи­ной ма­мой. У нас есть кот, Ми­рон, вот он, си­дит со мною ря­дом и слу­ша­ет, ко­му это я зво­ню. Если бы наш раз­го­вор ему не пон­ра­вил­ся, он сра­зу стал бы ца­ра­пать те­ле­фон, те­ре­бить шнур, под­би­рать­ся к труб­ке. Ми­рон, пра­виль­но я го­во­рю? Слы­ши­те, как он одоб­ри­тель­но мя­у­ка­ет?

– Слы­шу.

– А ра­нь­ше я жил с ро­ди­те­ля­ми. По­том… мно­гое из­ме­ни­лось, и все ре­ши­ли: луч­ше, что­бы я жил у ба­буш­ки. На­де­юсь, что ког­да-то у ме­ня бу­дет своя квар­ти­ра или дом – и своя се­мья, ко­неч­но… Лю­блю му­зы­ку, иног­да со­чи­няю сти­хи – для на­стро­ения. В на­шей се­мье всег­да с бла­го­го­ве­ни­ем от­но­си­лись к ис­кус­ству, к клас­си­ке. Что ска­же­те?

– Зна­ете, вы ме­ня при­ят­но удив­ля­ете, – Ни­на и впра­вду не ожи­да­ла ус­лы­шать это. – Ну а я… О се­бе ска­зать мо­гу не так мно­го. Ро­ди­лась в Фео­до­сии, вы­рос­ла на мо­ре; учи­лась в Сим­фе­ро­по­ле, в пе­да­го­ги­че­ском ин­сти­ту­те, поз­на­ко­ми­лась с мос­кви­чом,  вы­шла за­муж и пе­ре­е­ха­ла в Мос­кву. Мо­ря всег­да не хва­та­ло, вот и те­перь, как ви­ди­те, я го­то­ва ис­ку­пать­ся где угод­но. Луч­ше Се­ре­бря­но­го Бо­ра в са­мой Мос­кве ни­че­го не наш­ла… Да, до­че­ри – двад­цать лет, учит­ся в Пле­ха­нов­ском. Муж был кру­пным уче­ным-ис­то­ри­ком, спе­циа­ли­стом по Япо­нии. Умер в прошлом  году: ав­то­ка­та­стро­фа, че­реп­но-моз­го­вая трав­ма... Бо­лел поч­ти че­ты­ре го­да.

Ни­ко­лай не­дол­го по­мол­чал, об­ду­мы­вая ус­лы­шан­ное…

– Очень вам со­чув­ствую, – толь­ко и про­из­нес он, не ре­ша­ясь рас­спра­ши­вать по­дроб­но­сти. – Вы так коротко и точ­но все рас­ска­за­ли… Сколь­ко лет бы­ло ва­ше­му му­жу?

– Са­ша был на пять лет ме­ня стар­ше, умер в со­рок де­вять лет.

– А зна­ете, мое­го от­ца то­же зва­ли Алек­сан­дром, и бы­ло ему – поч­ти со­рок де­вять, и умер он то­же в про­шлом го­ду, в мае... Он был фи­зи­ком-ядер­щи­ком, нес­коль­ко раз ез­дил в Чер­но­быль, на ликвидацию аварии, в са­мые пер­вые месяцы; пом­ни­те, что там творилось в 1986 году?

– Ко­неч­но, пом­ню. Жаль, что так по­лу­чи­лось. – Ни­на по­чув­ство­ва­ла, с ка­кой болью Ни­ко­лай вспо­ми­нал об от­це. – И что же ма­ма?

– Не ду­мал я, что бу­ду го­во­рить об этом с ва­ми. Не­лов­ко все это… – Ни­ко­лай, и в са­мом де­ле, всег­да нео­хот­но рас­ска­зы­вал о тра­ге­дии сво­ей се­мьи. – Вот и Ми­рон на­сто­ро­жил­ся! …Моя ма­ма го­раз­до стар­ше от­ца, и ха­рак­тер ее, и его бо­лезнь – все тут ска­за­лось. И ког­да бы­ло яс­но, что он ум­рет, она... словом, впала в стрессовое состояние и по­сту­пи­ла как закоренелая эгоистка… – Ни­ко­лай за­мол­чал… – Не хо­чу об этом. Ей те­перь очень пло­хо, я знаю. К ба­буш­ке я ушел по­то­му, что не мо­гу смо­треть на ма­му – зна­ли бы вы, как она му­чит­ся те­перь!

Для Ни­ны откровения Николая ока­за­лись по­во­дом вер­нуть­ся к срав­не­ниям, пе­ре­хо­дя­щим в аб­сурд:

– Вот, Ни­ко­лай Алек­сан­дро­вич, мо­ло­дой че­ло­век с цар­ствен­ным име­нем и от­че­ством, вот вы и ска­за­ли глав­ное: не мо­же­те смо­треть на ма­му! А на ме­ня – мо­же­те? Раз­ве у ме­ня  – не то же сам­ое? По­ду­май­те.

– Ни­на! – Ни­ко­лай ни­как не ожи­дал, что раз­го­вор опять свер­нет­ся к то­му, что­бы об­нару­жить раз­ни­цу в воз­ра­сте, и по­пы­тал­ся по­дой­ти с ка­кой-то дру­гой сто­ро­ны. С ка­кой? – Я да­же не хо­чу звать вас по от­че­ству, под­чер­ки­вать эт­им ваш воз­раст… – Тут он по­мед­лил и про­из­нес: – Хо­тя бы вспом­ни­те клас­си­ков: они иног­да опи­сы­ва­ют, как мо­нар­хи за­те­ва­ли вой­ны, а ко­ро­ли скла­ды­ва­ли ко­ро­ны – и все ра­ди жен­щин, зрелый (по крайней мере, далеко не юный) возраст ко­то­рых сов­сем не ме­шал взаимной, счаст­ли­вой люб­ви! А ча­сто го­су­да­ри и вов­се не ин­те­ре­со­ва­лись, сколь­ко лет их из­бран­ни­цам, по­ни­ма­ете? Вспом­ни­те, как ры­ца­ри ра­ди них ко­пья ло­ма­ли... Ведь так?

– Ко­неч­но. Ну и что? Для тех го­су­да­рей, мо­нар­хов и до­сточ­ти­мых ры­ца­рей не бы­ло пре­пят­ствий ни в чем – ка­са­тель­но лич­ной жиз­ни – и они мо­гли се­бе по­зво­лить лю­бые ка­при­зы: зна­ли, что женщины им не от­ка­жут, просто не посмеют, – ска­за­ла Ни­на. – По­ду­ма­ешь – ко­пья ло­мать… А во­об­ще-то ры­ца­ри пред­по­чи­та­ли мо­ло­день­ких дам.

– Не всег­да, да и не в этом де­ло…

– Ну, раз не в этом… – Ни­на за­ду­ма­лась, а по­том ска­за­ла: – Вы так уверенно рассуждаете, что вас сле­до­ва­ло бы…

– Уж не хо­ти­те ли вы от­пра­вить ме­ня к тем… леген­дар­ным кра­са­ви­цам, да еще и в то да­ле­кое вре­мя? – за­сме­ял­ся Ни­ко­лай, а сам по­ду­мал, что на­до ско­рее ухо­дить от этой те­мы, да, ви­ди­мо, и хва­тит для пер­во­го ра­за… – Хо­ро­шо, оста­вим… Глав­ное для ме­ня, что вы по­зво­ни­ли… Но  уже две­над­ца­тый час но­чи – на­вер­ное, поз­дно для вас. И вы уста­ли за целый день – ведь так?

– Да, конечно, не оби­жай­тесь… – Нина зевнула украдкой.

– Очень... очень про­шу вас до­ве­рить мне свой те­ле­фон, хо­тя он и так про­бил­ся у ме­ня на опре­де­ли­те­ле.

– Хо­ро­шо, мо­же­те по­зво­нить в дру­гой раз, толь­ко не очень поз­дно.

– По­след­няя про­сь­ба, – Ни­ко­лай слов­но по­ста­вил точ­ку. – Да­вай­те го­во­рить друг дру­гу «ты». Мож­но?

– Лад­но, хо­тя моя го­ло­ва уже поч­ти не со­об­ра­жа­ет, давайте по­про­бу­ем: ты, Ни­ко­лай.

– Ты, Ни­на. Спо­кой­ной но­чи, Ни­на.  Да, ка­кое у те­бя от­че­ство?

– Ни­на Ни­ки­фо­ров­на. Устраи­ва­ет?

– Еще и как! До зав­тра. Це­лую.

***

 На дру­гой день Ни­на по­зво­ни­ла на ра­бо­ту, спро­си­ла, есть ли за­ка­зы: она бра­ла на дом тех­ни­че­ские, да и дру­гие пе­ре­во­ды при­мер­но раз в не­де­лю, ре­же – раз в три-че­ты­ре дня. Нагрузка была неравномерной, меньше всего работы было летом, особенно этим летом. Август заканчивался,  но на­чаль­ство ра­ска­ча­ть­ся с де­ла­ми еще не ус­пе­ло, и ра­бо­ты для нее не бы­ло. Можно отдыхать дальше! День вы­дал­ся облач­ным, по­э­то­му ехать в Се­ре­бря­ный Бор не сто­и­ло. Ско­ро сен­тяб­рь, а там, гля­дишь, – зи­ма, вес­на; прой­дет еще один год, за­тем сле­дую­щий... 

Вся­кая жизнь име­ет на­ча­ло и ко­нец,
           а меж­ду ни­ми – раз­ма­ты­ваю­щий­ся клу­бок
                                   дей­ствий, мы­слей, чувств: су­ета… 

Или все происходит по-дру­го­му? Мо­жет быть – у ко­го-то, а у нее…

То, что бы­ло вче­ра – уже не счи­та­ет­ся, пусть услов­но, но на­стой­чи­во: не счи­та­ет­ся – так лег­че ду­мать о се­год­няш­нем. Что такое – се­год­ня? Она с не­при­ят­ным чув­ством вспо­ми­на­ла, что ско­пи­лась мас­са заброшенных дел, лежит список нео­фор­млен­ных до­ку­мен­тов по на­след­ству; к то­му же не по­ме­ша­ло бы ка­пи­таль­но уб­рать­ся в квар­ти­ре, вы­чи­стить все углы, вы­сти­рать ку­чу белья, от­не­сти ве­щи в хим­чист­ку. Нет, все это не­воз­мож­но! Да, еще и да­ча, на­стоя­щая да­ча-кля­ча! Да­ша с утра опять уе­ха­ла на дачу к друзьям, а соб­ствен­ная-то – давно заб­ро­ше­на… Еще полгода назад собралась менять смеситель в ванной... Отлетели три крючка на вешалке в прихожей... Пе­ре­го­ре­ла лам­поч­ка на­про­тив лиф­та – Ни­на по­зво­ни­ла в дис­пет­чер­скую служ­бу; по­сле об­еда при­шли элек­три­ки и за­ме­ни­ли лам­поч­ку. А смеситель – пусть капает дальше, вешалка – пусть подождет, пока… Нина вздохнула... День про­шел, а сде­лать ни­че­го не ус­пе­ла – толь­ко пе­ре­ки­ну­ла кое-что с ме­ста на ме­сто. Да­ша так и ска­за­ла, что тол­ку от та­ких дел – ноль.

Ни­ко­лай объя­вил­ся в пол­ночь, из­ви­нял­ся за поз­дний зво­нок:

–  Ты по­ни­ма­ешь, днем бы­ло – со­вер­шен­но нео­тку­да, да и не­ког­да. Да­вай по­го­во­рим, хо­тя бы и ко­рот­ко. Можно? Ведь я так ма­ло знаю о те­бе. Как я по­нял, ты боль­ше бы­ва­ешь до­ма?

– Да, в по­след­ние го­ды и до сих пор, – Ни­на от­ве­ча­ла не­хо­тя, но Ни­ко­лай ста­рал­ся не за­ме­чать ее ин­то­на­ции.

– То есть – если у ме­ня днем вдруг по­лу­чит­ся «ок­но» – мы смо­гли бы встре­тить­ся?

– На­вер­ное.

– Знаешь, мне не очень хо­чет­ся в ка­кой-ни­будь те­атр или еще ку­да: луч­ше про­сто по­си­деть в ка­фе, по­гу­лять по Мос­кве, – ни­че­го  ин­те­рес­нее ему в го­ло­ву не при­хо­ди­ло. – Как те­бе?

– Не знаю, что у нас с то­бой мо­жет вый­ти… – протянула она.

– Да не то, что «у нас с то­бой», а как ты от­но­сишь­ся к про­гул­ке – по су­ще­ству?

– По существу? Про­гул­ка – воз­мож­на, – Ни­на ти­хонь­ко за­сме­ялась, не вы­дер­жав соб­ствен­но­го зау­ныв­но­го «тор­мо­за», уг­нез­див­ше­го­ся в ду­ше. – Так нуж­но от­ве­чать?

– Да. По­ка хо­ро­шая по­го­да, мож­но и в Се­ре­бря­ный Бор съез­дить. Я мо­гу по­ка­зать те­бе та­кие ме­ста! – Ни­ко­лай об­ра­до­вал­ся, что ему уда­лось хоть нем­но­го рас­ше­ве­лить Ни­ну. – А ты, не­бось, при­вы­кла ку­пать­ся там, от­ку­да бли­же все­го к трол­лей­бу­сной оста­нов­ке, а это – не луч­ший вы­ход.

– - Твоя правда, но не хо­чет­ся тра­тить си­лы на лиш­ние пе­ре­дви­же­ния.

– У те­бя так ма­ло сил?

– Ма­ло, го­раз­до ме­нь­ше, чем… ра­нь­ше.

– Вот ви­дишь, в та­ком слу­чае, я те­бе про­сто необхо­дим – для опо­ры, – тут он вос­пря­нул ду­хом на­деж­ды. – У ме­ня-то сил мно­го!

– И снова правда! Где сила – там и право! – Ни­на за­сме­ялась та­ким сол­неч­ным сме­хом, что Да­ша отор­ва­лась от своих за­ня­тий и за­гля­ну­ла в ком­на­ту к ма­те­ри: на­до же, ма­ма не за­бы­ла, что уме­ет смеять­ся во­об­ще! – Сильный и юный друг... Знат­ные да­мы про­шлых ве­ков толь­ко и меч­та­ли о том, как бы об­заве­стись мо­ло­деньки­ми па­жа­ми. А со­стоя­тель­ные да­мы на­ше­го вре­ме­ни тоже не промах: все это по­ку­па­ют по осо­бой це­не – и пажи не отказываются, заметь!

– Ты опять за старое? – с обидой произнес Николай. – За ко­го ме­ня счи­та­ешь? Или хо­чешь ос­кор­бить ме­ня, мое от­но­ше­ние к те­бе?!

– Ни­ко­лай, ну, что ты, пра­во… – Ни­на замялась, перестала смеяться. – Что тут та­ко­го, я ведь ска­за­ла, не за­ду­мы­ва­ясь. А те­пе­реш­ние нор­мы жиз­ни позволяют…

– Позволяют? Кому? Да не бы­ва­ют нор­мы жиз­ни ни те­пе­реш­ни­ми, ни вче­раш­ни­ми. – Ни­ко­лай не просто оби­дел­ся, а огорчился серьез­но и не скры­вал это­го. – Вре­мя тут ни при чем, и не хо­чу я…

– Лад­но, не бу­дем больше об этом. Я не по­ду­ма­ла, что ты та­кой ще­пе­тиль­ный!

– Я не толь­ко ще­пе­тиль­ный, а очень да­же обид­чи­вый и оби­ды про­щаю ред­ко.

– Как так? – за­ин­те­ре­со­ва­лась Ни­на.

– Вот как. Если кто-то по­ся­гнет на то­го или на тех, ко­го я лю­блю, на­при­мер, оби­дит мою ба­буш­ку или мое­го ко­та – по­ща­ды не бу­дет: най­ду лю­бо­го обид­чи­ка и на­ка­жу как сле­ду­ет. Пра­вда, Ми­рон? – Ни­ко­лай об­ра­щал­ся к ко­ту, и Ни­на слов­но уви­де­ла, как они оба си­дят у те­ле­фо­на и бе­се­ду­ют с ней. –  Ви­дишь, Ми­ро­ша по­нял, что речь – о нем, при­шел ко мне, мой пушистый друг, заб­рал­ся на ко­лен­ки…

– Вот ты ка­кой – та­кой по­нят­ли­вый и ра­зум­ный, как твой кот.

– По­нят­ли­вый, и свои об­еща­ния вы­пол­няю. Если те­бя оби­жа­ет кто-ни­будь или дос­аж­да­ет чем-то, ска­жи – и я их всех до­ста­ну.

– Ну, «до­ста­вать» по­ка ни­ко­го не на­до.

– Ты пра­ва, мне и те­бя-то не до­стать, а я… – Николай сник...

Нет, со­вер­шен­но не яс­но, как быть даль­ше с эт­им Ни­ко­ла­ем, с его от­но­ше­ни­ем к ней, с его стран­но­стя­ми.

– Ни­ко­лай, не оби­жай­ся в оче­ред­ной раз, – ре­ши­ла все-та­ки спро­сить Нина, – а от­веть честно: по­че­му не ищешь де­вуш­ку, мо­ло­дых зна­ко­мых у те­бя мно­го, ис­кать дол­го не при­дет­ся?

– Ни­на, ты опять? – Ни­ко­лай пе­ре­стал по­гла­жи­вать мяг­кую шер­стку Ми­ро­на, чем вы­звал при­щу­рен­ный взгляд до­гад­ли­во­го ко­та. – Я уже от­ве­тил те­бе. Про­сто нам нуж­но как мож­но ско­рее уви­деть­ся. Лад­но?

– Лад­но. Ты – упря­мый, то есть упор­ный, стре­мишь­ся к це­ли, и я… по­ста­ра­юсь «не бить те­бя по ру­кам». – Ни­на уста­ла со­про­тив­лять­ся на­жи­му Ни­ко­лая, пе­ре­си­ли­ваю­ще­го ло­ги­ку ее соб­ствен­ных до­во­дов. – А те­перь да­вай ска­жем друг дру­гу «спо­кой­ной но­чи».

– Хо­ро­шо, Ни­на. Спо­кой­ной но­чи, зав­тра по­зво­ню.

Зав­тра – у Ни­ко­лая, ви­ди­мо, не по­лу­чи­лось.

Ни­на ре­ши­ла на­во­дить по­ря­док постепенно – и весь следующий день раз­би­ра­ла ста­рые бу­ма­ги, сва­лен­ные на ни­жних пол­ках шка­фа в при­хо­жей. Она с удив­ле­ни­ем об­нару­жи­ла, что, ока­зы­ва­ет­ся,  да­ле­ко не все ма­те­ри­а­лы Алек­сан­дра Вла­ди­ми­ро­ви­ча от­да­ла в ар­хи­в ин­сти­ту­та, где он ра­бо­тал по­след­ние де­сять лет жиз­ни. Сре­ди эт­их стопок ей по­па­лась пу­хлая, пе­ре­вя­зан­ная ту­го пап­ка с личны­ми за­пи­ся­ми. Она раз­вя­за­ла те­сем­ки, ра­скры­ла пап­ку и ста­ла прос­ма­три­вать страницы, ис­пещ­рен­ные ие­ро­гли­фа­ми, каки­ми-то зна­ка­ми и по­мет­ка­ми. Мо­жет, это важ­но? Как она ра­нь­ше упу­ска­ла их из ви­ду? Бы­ли тут и две па­ке­та с его по­след­ни­ми пись­ма­ми до­мой, те­ми са­мы­ми, ко­то­рые он по­сы­лал из Кио­то, Ос­аки, На­ра. Ни­на хра­ни­ла эти пись­ма, хо­тя он и по­сме­ивал­ся над ней, на­зы­вая ее: «не жена, а ка­ме­ра хра­не­ния». Нина пом­ни­ла их поч­ти на­и­зусть…

Са­ша ча­сто уез­жал в ко­ман­ди­ров­ки в Япо­нию, случалось,  надолго; все со­би­рал­ся ког­да-ни­будь взять с со­бой Ни­ну и Да­шу. Но ре­жим уче­бы до­че­ри и гра­фик ра­бо­ты су­пру­ги по­зво­ля­ли за­пи­сать та­кую по­езд­ку толь­ко в пла­ны на бу­ду­щее. Бу­ду­щее ока­за­лось сов­сем дру­гим и… Ни­на ни­как не мо­гла вы­бро­сить из го­ло­вы на­стой­чи­вую мысль: сто­и­ло ли во­об­ще так усер­дно ра­бо­тать, ли­шать се­бя пол­но­цен­но­го от­ды­ха, тер­петь тя­же­лые и дол­гие пе­ре­ле­ты, рис­куя своим сла­бым серд­цем, что­бы од­наж­ды… И уез­жать-то из Мос­квы бы­ло не нуж­но ни­ку­да! Од­наж­ды на Вол­го­град­ском прос­пек­те его слу­жеб­ный ав­то­мо­биль встре­тил на пу­ти мно­го­тон­ный гру­зо­вой эк­спресс – со встреч­ной по­ло­сы. Гру­зо­ви­ку-то (вме­сте с во­ди­те­лем и пас­са­жи­ром) – хоть бы что, да и во­ди­те­лю Алек­сан­дра Вла­ди­ми­ро­ви­ча уда­лось от­де­ла­ть­ся лег­ки­ми сса­ди­на­ми, а вот сам­ому Алек­сан­дру не повезло...

Трав­ма ока­за­лась очень серьез­ной; вра­чи сде­ла­ли все, что мо­гли – ка­за­лось, мож­но на­деять­ся на бла­го­по­луч­ный ис­ход. Поначалу Са­ша вы­пол­нял все со­ве­ты; по­сле вы­пи­ски из боль­ни­цы про­дол­жал ез­дить на про­це­ду­ры, и в то же вре­мя так взял­ся за ра­бо­ту, что со сто­ро­ны мо­гло по­ка­за­ть­ся: че­рес­чур спе­шит, бо­ит­ся не ус­петь. Для Ни­ны это про­ис­ше­ствие ста­ло ле­дя­ным душем по­сле опа­ля­ю­щей жа­ры, но как только Са­ша под­нял­ся на но­ги, она по­ду­ма­ла: все обой­дет­ся. Од­на­ко, зная ха­рак­тер мужа, она пы­та­лась сдер­жи­вать его рве­ние к ра­бо­те, про­си­ла боль­ше от­ды­хать, бе­речь се­бя. Да где там! Са­ша, гло­тая при­гор­шня­ми та­блет­ки, все боль­ше от­ка­зы­вал­ся от вра­чей, отговариваясь, что нуж­но за­ни­мать­ся са­мо­вос­ста­но­вле­ни­ем – есть та­кие ме­то­ди­ки. Но по этим методикам нужно было заниматься серьезно, ограничить все другие нагрузки. А де­ла-то все множились! Работал по-прежнему, а то и больше... У Ни­ны не хва­та­ло до­во­дов, а ча­ще – сил до­ка­зы­вать простые истины. Не ус­пе­вал, го­во­рит… Но что мож­но бы­ло не ус­петь, ког­да исто­ки япон­ской ци­ви­ли­за­ции опу­ска­ют­ся в та­кие глу­би­ны ве­ков, что дли­на одной человеческой жиз­ни и тру­ды од­но­го че­ло­ве­ка, да­же вы­даю­ще­го­ся уче­но­го, поч­ти ни­че­го не зна­чат – прин­ци­пи­аль­но – в ре­ше­нии са­мых важ­ных во­про­сов? Нет, Са­ша счи­тал, что зна­чит. Счи­тал, что если ос­ла­бит во­лю, ни­ве­ли­ру­ет под­ход, от­даст те­му на от­куп ад­ми­ни­стра­то­рам, то не смо­жет счи­тать се­бя ис­тин­ным уче­ным, пол­но­цен­ным граж­да­ни­ном сво­ей стра­ны, да и все­го ми­ра. Ни­на хорошо понимала, что Са­шень­ка не мог стать дру­гим в од­но­часье, толь­ко по­то­му, что серьез­но за­бо­лел. Ро­ди­те­ли вос­пи­та­ли его слиш­ком прямо­ли­ней­ным – не­по­мер­но тре­бо­ва­тель­ным к се­бе. Са­ми и бы­ли таки­ми же… 

Где те­перь – все они:
до­брые, чест­ные, прин­ци­пи­аль­ные?  

Раз­ве они мо­гли знать за­ра­нее, как жизнь рас­по­ря­дит­ся их прин­ци­па­ми, в чьих ру­ках ока­жет­ся то, чем они кро­пот­ли­во за­ни­ма­лись по приз­ва­нию дол­га и че­сти? Са­ши­ны ро­ди­те­ли умер­ли ра­но, в один год: отец – от не­у­дач­ной опе­ра­ции на пе­че­ни, ма­ма – от ин­суль­та. Оба бы­ли ли­те­ра­ту­ро­ве­да­ми, за­ни­ма­лись би­блио­гра­фи­че­ским де­лом, как они по­ла­га­ли, очень важ­ным для ис­то­рии. Бо­ле­ли они до­воль­но дол­го, но очень… ин­тел­ли­гент­но, не пе­ре­гру­жая свои­ми бо­ляч­ка­ми до­мо­чад­цев. Да­ша чрез­вы­чай­но силь­но пе­ре­жи­вала их болезни, смерть – жи­ли вме­сте, все на гла­зах... Го­во­ри­ла, что у них в клас­се поч­ти у всех де­душ­ки и ба­буш­ки есть, а у нас… А те­перь у нее нет и от­ца.

Ро­ди­те­ли Ни­ны дол­го жи­ли в Ста­ром Кры­му, по со­сед­ству с се­мьей их сы­на, Ни­ни­но­го бра­та, Ан­дрея. Отец про­жил доль­ше ма­мы на три го­да. Ма­ма – врач-сто­ма­то­лог, па­па – же­лез­но­до­рож­ник… Вро­де, не очень силь­но и бо­ле­ли по­на­ча­лу… Нет, не­воз­мож­но пе­ре­жи­вать де­сят­ки раз од­но и то же: по­хо­ро­ны, по­хо­ро­ны, по­хо­ро­ны! Но как за­быть? За­быть – не по­лу­ча­лось. Все ме­нь­ше ос­та­ет­ся род­ных и близ­ких, а но­вых взять нег­де. Так и у всех. Да и Москва... Мос­ква – чу­жой го­род. Крым, Фео­до­сия, Старый Крым – родные края! И мо­ре, мо­ре – вот в чем заг­возд­ка… Ду­ма­ла, век там про­жить, хо­тя по мо­ло­до­сти тя­ну­ло ку­да-то, по­даль­ше от отчего до­ма, от примелькавшихся пейзажей, от жары, от...

Да раз­ве мож­но от мо­ря уе­хать нав­сег­да?

С Са­шей она познако­ми­лась на го­род­ском пля­же (везет же на пляжные знакомства!). Са­ша прие­хал в Фео­дос­ию с институтскими друзья­ми – от­дох­нуть в лет­ние ка­ни­ку­лы по­сле ра­бо­ты в строй­от­ря­де. Ни­ну за­ме­тил в пер­вый же день – и толь­ко три дня спу­стя ос­ме­лил­ся по­дой­ти, хо­тя ра­нь­ше не счи­тал се­бя стес­ни­тель­ным. Ска­зал, что «вдруг зав­тра придет сюда и не уви­дит ее, не ус­пе­ет уз­нать о ней ни­че­го!»

– А за­чем? 

– А за­тем, что…  бо­юсь по­те­рять – вокруг столь­ко на­ро­да…

– Да мно­го тут приез­жих и про­ез­жих, толь­ко они приез­жа­ют и уез­жа­ют, а я… Я не мо­гу «по­те­рять­ся», и как это – «по­те­рять­ся»? Бу­ду жить здесь всег­да и…

– А, мо­жет, и не всег­да?

– Как так?

– А про­сто: возь­му и за­бе­ру с со­бой.

– Раз­ве я – вещь?

– Не вещь, а… со­кро­ви­ще, ко­то­рое…

– От­ку­да зна­ешь?

– Знаю, и все тут.

– А ку­да за­бе­решь?

– В Мос­кву, к па­пе с ма­мой, ку­да же еще?

Этот шут­ли­вый раз­го­вор по­ка­зал­ся Ни­не не стоя­щим вни­ма­ния – да получи­лось, Са­ша шу­тил серьез­но. Са­ша ока­зал­ся ин­те­рес­ным и ве­се­лым че­ло­ве­ком; у них с Ни­ной наш­лось мно­го об­ще­го. Она поз­на­ко­ми­ла его со свои­ми ро­ди­те­ля­ми, с бра­том – ни­че­го, пон­ра­вил­ся. По­том, ког­да по­же­ни­лись, ста­ли поч­ти каж­дый год приез­жать в Фео­дос­ию, в род­ное гнез­до, вся­кий раз вспо­ми­на­ли, как все на­чи­на­лось. С той ра­дуж­ной по­ры про­шла уй­ма вре­ме­ни – и где те­перь тот при­мет­ный ста­рень­кий до­мик, тот уви­тый ви­но­гра­дом дво­рик за ка­мен­ным за­бор­чи­ком, на ули­це Поб­еды? Что те­перь – в том Клу­бе офи­це­ров, ку­да бе­га­ли на тан­цы по ве­че­рам? Дав­но уже нет то­го до­ма, со­ста­ри­лись род­ные и зна­ко­мые, раз­ле­те­лись по све­ту ста­рые друзья.

Толь­ко мо­ре шу­мит и вол­ну­ет­ся по-преж­не­му…

За по­след­ние го­ды, ког­да Са­ша тя­же­ло бо­лел, Ни­на толь­ко од­наж­ды съез­ди­ла к род­ным, за­то Да­ша от­ды­ха­ла там каж­дое ле­то. Са­ша го­во­рил, что «ког­да все об­ра­зу­ет­ся, мы все ме­ся­ца на два мах­нем в ”Нин­ки­ну сто­ли­цу”», как он на­зы­вал Фео­дос­ию, «и – боль­шой при­вет япон­ским им­пе­ра­то­рам!» На­зы­вал Ни­ну «мо­ей им­пе­рат­ри­цей»; при­во­зил из Япо­нии уди­ви­тель­ной кра­со­ты ки­мо­но, ук­ра­ше­ния, и все – «им­пе­рат­ри­це»: «из япон­ской, из сто­ли­цы – для мо­ей им­пе­рат­ри­цы!» Лю­бо­вал­ся, ког­да Ни­на при­ме­ря­ла на­ря­ды, под­би­ра­ла к ним при­че­ски и ук­ра­ше­ния – не стыдно и на обложку стильного журнала! Фо­то­гра­фий – це­лая ко­роб­ка, и рас­сма­три­вать их не хо­чет­ся – слиш­ком тя­же­ло...

Кто же знал, кто же знал… Ни­че­го за­ра­нее знать нель­зя.

При­мер­но за ме­сяц до сво­ей смер­ти, за не­де­лю до то­го, как уго­дил в боль­ни­цу – в по­след­ний раз, – Са­ша, ле­жа в не­у­доб­ной по­сле про­це­ду­ры позе и му­ча­ясь от бо­лей, ска­зал со­вер­шен­но не к слу­чаю:

– Не мо­гу смо­треть на те­бя. Сердце замирает... Не мо­гу! Что же ты бу­дешь де­лать… по­том, та­кая утонченная, такая кра­си­вая? Ведь ни­ко­го ис­кать не бу­дешь, знаю я те­бя. Жал­ко оста­влять те­бя – вот так…

Вот так. Так и ушел, так и оста­вил… Оста­вил…

Ни­на сло­жи­ла бу­ма­ги в пап­ку. Пе­ре­вя­за­ла лен­точ­кой па­ке­ты…

Когда-нибудь успеется… И зачем только начинала! Взя­ла в ру­ки то­мик япон­ских трех­сти­ший Ба­се, пе­ревод со ста­роя­пон­ско­го. Пе­ре­во­ра­чи­вая стра­ни­цы, про­бе­га­ла гла­за­ми по зна­ко­мым строч­кам… 

Удар смыч­ка рож­да­ет му­зы­ку.
Каж­дый звук ис­пол­нен осо­бо­го смы­сла.
Це­лый ор­кестр зву­чит в ду­ше… 

«Где ты, опо­ра моя?
Мой по­сох из креп­ко­го ту­та
Ве­тер осен­ний сло­мал».

 …Ве­тер осен­ний…

 Ав­густ еще не кон­чил­ся, а осень уже на­сту­пи­ла. Бы­ва­ет ли так? Ни­на по­ста­ви­ла свою лю­би­мую пла­стин­ку; пел из­вест­ный япон­ский муж­ской квар­тет, кра­си­вое ис­пол­не­ние, прон­зи­тель­ные го­ло­са…

***

 Ни­ко­лай по­зво­нил чрез не­де­лю, ска­зал, что очень поз­дно при­хо­дит­ся воз­вра­щать­ся домой, зво­нить уже не­у­доб­но, а с работы – неловко. Ни­на не уди­ви­лась звон­ку, хо­тя осо­бен­но не жда­ла его.

– Ни­на, как ты там? Что де­ла­ешь в вос­кре­се­нье днем или, лучше, ве­че­ром? Да­вай встре­тим­ся!

– Не знаю, но... по­про­бу­ем.

В по­след­нее вре­мя Ни­на все чаще стала обращать внимание на противные тя­ну­щие бо­ли в серд­це, че­го преж­де не бы­ло… Пила какие-то капли – толку мало. А сегодня с утра отдавало в лопатку, перехватывало дыхание. На­ка­па­ла ва­ло­кор­ди­на – про­тив­ный прив­кус… Да­ша за­ме­ти­ла, что ма­те­ри пло­хо­ва­то, по­сы­ла­ла к вра­чам; Ни­на толь­ко от­не­ки­ва­лась: «прой­дет и так». На не­де­лю про­хо­ди­ло, по­том – сно­ва то же сам­ое. Не­у­же­ли нуж­ны вра­чи? О­на все от­тя­ги­ва­ла по­ход в по­ли­кли­ни­ку, нас­мо­трев­шись на Са­ши­ны стра­да­ния, ис­пы­ты­вая стой­кое от­вра­ще­ние к ме­ди­ци­не, к вра­чам, к ле­кар­ствам: что все они мо­гут? Через несколько дней, в суб­бо­ту, по­чув­ство­ва­ла се­бя очень не­важ­но: опять за­ще­ми­ло серд­це, из­ме­ри­ли да­вле­ние – вы­ше нор­мы… Да­ша, в ко­то­рый раз воз­му­ща­ясь тем, как Ни­на от­но­сит­ся са­ма к се­бе, тре­бо­ва­ла, что­бы она хо­тя бы по­е­ха­ла в са­на­то­рий, в свой лю­би­мый Крым, раз к вра­чу ид­ти не хо­чет. Ни­ко­лай по­зво­нил поз­дно ве­че­ром, но Ни­на не смо­гла с ним го­во­рить. Да­ша все объяс­ни­ла.

Ни­ко­лай по­зво­нил в вос­кре­се­нье днем. Ни­на взя­ла труб­ку:

– Про­сти, но из до­му вый­ти не мо­гу.

– Я все по­нял. Чем те­бе по­мочь? Ты толь­ко ска­жи!

– Да нет, мне ни­че­го не на­до.

– Ле­кар­ства, кар­тош­ка, фрук­ты – че­го не хва­та­ет?

– Все есть.

– Вот ви­дишь, ты да­же по­во­да не по­да­ешь! – Ни­ко­лай не­го­до­вал, чув­ствуя не­до­ве­рие на том кон­це про­во­да. – Я все мо­гу де­лать, до­ма хо­зяй­ство целиком на мне; ба­буш­ка толь­ко об­еды го­то­вит, но я и это умею.

– Ве­рю те­бе, толь­ко от­ло­жим все это… на по­том. – Ни­не ничего не хо­те­лось: ни жаловаться, ни про­сить, ни объяс­нять. 

– Лад­но, по­пра­вляй­ся. Ког­да мне по­зво­нить?

– Мо­жет, че­рез па­ру дней?

В по­не­дель­ник Ни­не по­зво­ни­ли с ра­бо­ты: по­явил­ся за­каз. Она сослалась на недомогание, про­си­ла подождать нес­коль­ко дней или под­вез­ти работу домой, если есть срочность. Нет, дело терпит. Бюл­ле­тень она ни­ког­да не бра­ла: в фир­ме так бы­ло заведено – со­труд­ни­кам ве­ри­ли на сло­во, да они и не злоу­по­тре­бля­ли доверием. В сре­ду Ни­на по­е­ха­ла са­ма, заб­ра­ла ма­те­ри­а­лы – объем боль­шой, но за ме­сяц мож­но ус­петь… 

Ни­ко­лай по­зво­нил ве­че­ром:

– Ну, что у те­бя? Как се­бя чув­ству­ешь?

– Вро­де, по­луч­ше, отпустило...

– Зна­ешь, что? С эт­им на­до что-то де­лать. Я го­во­рил о те­бе в клу­бе.

– За­чем? – уди­ви­лась Ни­на.

– За­тем, что­бы при­гла­сить те­бя на за­ня­тия. Наш клуб – на «Вой­ков­ской», те­бе удоб­но до­би­рать­ся. Два зала, от­лич­ные снаряды, тре­на­же­ры, оборудование, есть и бас­сейн, ведь это те­бе нуж­но по­за­рез! А глав­ное – хо­ро­шая ком­па­ния!

– Да? – Ни­на не уста­ва­ла удив­лять­ся. – Но это ведь муж­ской клуб?

– Не сов­сем так, но по­дроб­но­сти – по­сле. Мои друзья уже все зна­ют о те­бе, хо­тят по­ско­рее уви­деть.

– Но я к это­му не го­то­ва. И при чем  тут твои друзья?

– Друзья – при мне, а ты… – Ни­ко­лай расска­зал, что по­свя­тил двоих близких дру­зей в ис­то­рию свое­го зна­ком­ства с Ниной, признался: те от­не­слись к этому с лег­кой иро­ни­ей, но ори­ги­наль­ность и независимость мы­шле­ния Ни­ко­лая им бы­ла из­вест­на дав­но. Раз ему пон­ра­ви­лась жен­щи­на – это что-то зна­чи­ло и для них. – Словом, тебя здесь ждут. А вчера у нас был тур­нир, ито­го­вое со­стя­за­ние меж­клуб­но­го чем­пио­на­та по ба­скет­бо­лу, и представь – мы вы­шли в фи­нал.

– Это хо­ро­шо? – рассеянно спросила Нина.

– Это про­сто от­лич­но!

– Тог­да поз­дра­вляю от ду­ши.

– Ну, спа­си­бо, пе­ре­дам твои поз­дра­вле­ния ре­бя­там. Жал­ко, что те­бя не бы­ло сре­ди на­ших бо­лель­щи­ков. Я-то останусь навсегда в ря­дах твоих бо­лель­щи­ков, при­чем бу­ду са­мым яростным из них! – Николай рассмеялся и спросил: – Ког­да же я уви­жу те­бя?

– Не знаю, что от­ве­чать… – Ни­на сразу же по­ни­кла и за­мол­ча­ла, вспом­ни­ла о сво­ем. По­том про­из­не­сла ти­хо нараспев: – «Мой по­сох из креп­ко­го ту­та ве­тер осен­ний сло­мал…»

– Ка­кой по­сох? Ка­кой ве­тер? – не по­нял Ни­ко­лай, на­стро­ив­ший­ся на спор­тив­ный лад и на­ме­рив­ший­ся по­бы­стрее «пе­ре­стро­ить» на не­го Ни­ну. Но не тут-то бы­ло!

– Это сти­хи япон­ско­го по­э­та, пе­ревод, – настроение Нины падало.

– Пе­ревод, я по­нял, по­нял... Японская поэзия мне близка, только... пойми, мне не нра­вит­ся твое со­стоя­ние. – Ни­ко­лай ред­ко ин­те­ре­со­вал­ся вос­точ­ной по­э­зи­ей, но иног­да пе­ре­чи­ты­вал не­ко­то­рые сти­хи. – По­сох – это нечто ис­кус­ствен­ное. За­чем те­бе по­сох, если я… если ты мо­жешь опи­рать­ся на  ме­ня, на жи­во­го че­ло­ве­ка?

– Спа­си­бо, Ни­ко­лай… – улыб­ну­лась Ни­на. – Ты ме­ня про­сто взба­дри­ва­ешь, вселяешь надежду, за что бла­го­да­рю…

– Из­ло­жи еще свою бла­го­дар­ность пись­мен­но, мо­жешь и япон­ски­ми ие­ро­гли­фа­ми, скре­пи пе­ча­тью. Знаешь... – он сдер­жи­вал­ся, что­бы не на­го­во­рить рез­ко­стей, но все-та­ки выр­ва­лось: – Чем доль­ше с тобой беседую, тем больше убеждаюсь: тебе нравится твоя… ба­ро­ка­ме­ра, где ты си­дишь не­по­движ­но, как япон­ская ку­кла, со­зер­цая сло­ман­ный по­сох. Выставка застывших фигур... Не­пра­виль­но это – один по­сох сло­мал­ся, зна­чит, нуж­но искать дру­гой. Или… да нет, я уже все выска­зал те­бе – ра­нь­ше.

– Ни­ко­лай, дай мне нем­но­го вре­ме­ни, дай по­ду­мать.

– Я по­зво­ню зав­тра.

О, зав­тра! Ка­кое бес­ко­неч­ное по­ня­тие – это слово «завтра»...

…Сен­тяб­рь вы­дал­ся  те­плым и дож­дли­вым. Ни­не бы­ло то ху­же, то луч­ше – с пе­ре­мен­ным ус­пе­хом, но ме­тео­за­ви­си­мость уг­не­та­ла и настораживала. Вот ведь болячка прицепилась! В Се­ре­бря­ный Бор боль­ше съез­дить не уда­лось, а жаль... У Да­ши на­ча­лись за­ня­тия в ин­сти­ту­те. Сту­ден­ты вер­ну­лись с ка­ни­кул – те­ле­фон был за­нят до по­лу­но­чи.

Ни­ко­лай по­зво­нил как-то раз днем, слыш­но бы­ло пло­хо – ме­шал шум в труб­ке:

– Зво­ню из те­ле­фон­но­го ав­то­ма­та на прос­пек­те Ми­ра – это, на­вер­ное, не­да­ле­ко от твое­го до­ма?

– Да, ря­дом.

– Мо­жешь вый­ти? Очень про­шу.

– Эх, – вздох­ну­ла Ни­на. – Толь­ко что вы­мы­ла го­ло­ву, не мо­гу ни­как.

– Да­же че­рез час?

– Да­же так: я тут еще кое-какими де­лами занялась по­пут­но, – от­ве­ти­ла она, пе­реж­дав, ког­да шум прой­дет. – Не оби­жай­ся…

– Хо­ро­шо, по­зво­ню ве­че­ром, не за­ни­май, по­жа­луй­ста, те­ле­фон.

…Од­наж­ды ве­че­ром, че­рез не­де­лю, Ни­ко­лай по­зво­нил не из до­ма:

– Я те­перь в го­стях у мо­ей ма­мы, прие­хал к ней по­ви­дать­ся, сло­вом пе­ре­ки­нуть­ся, по­мочь, по­чи­нить кое-что…

– Так те­бе, на­вер­ное, не­у­доб­но го­во­рить со мной? – спро­си­ла Ни­на ос­то­рож­но.

– Нет, впол­не удоб­но. Я ведь и ма­ме о те­бе рас­ска­зал.

Ни­на пред­ста­ви­ла, как Ни­ко­лай бе­се­ду­ет с ней по те­ле­фо­ну, а его ма­ма при­слу­ши­ва­ет­ся и ду­ма­ет: о чем  ее сын мо­жет го­во­рить с жен­щи­ной го­раз­до стар­ше се­бя, и что у них мо­жет быть… во­об­ще?

– Ма­ме? За­чем? И что мож­но рас­ска­зать…

– По­том объяс­ню, как и ей объяс­нил. Объяс­ню, если хоть ког­да-ни­будь уви­жу те­бя. Или я не до­сто­ин то­го?

– Ну опять ты, – на­ча­ла бы­ло Ни­на, но он пе­ре­бил ее.

– Не на­до. Нео­хо­та сно­ва и сно­ва за­во­дить од­ну и ту же нудную пе­сню… По­дож­ди-ка… – Ни­ко­лай по­мед­лил нем­но­го, в труб­ке что-то про­ше­ле­сте­ло. – По­слу­шай луч­ше, ка­кое сти­хо­тво­ре­ние я вче­ра на­чал пи­сать для те­бя, ког­да ехал утром на элек­трич­ке в Один­цо­во: 

Плы­вут обла­ка над Се­ре­бря­ным бо­ром,
Спу­ска­ясь все ни­же, до са­мой во­ды,
Ка­приз­ное ле­то за­кон­чит­ся ско­ро,
Се­ре­бря­ной ря­ской за­тя­нет пру­ды… 

– А даль­ше? – спро­си­ла Ни­на.

– Даль­ше по­ка не придумал…

– А по­че­му для ме­ня, что в нем – обо мне?

– Не ве­рю, что ты не по­ни­ма­ешь...  – от­ве­тил он. – Про­дол­же­ние-то бы­ло, но не очень пон­ра­ви­лось, нуж­но переделывать. Пра­вда, это не япон­ское хай­ку, но… Вы­ра­зить се­бя мож­но по-раз­но­му.

– Ког­да же за­кон­чишь пи­сать?

– Мо­жет, и ни­ког­да. Мо­жет, по­сле то­го, как уви­жу те­бя…

   Плы­вут обла­ка… Обла­ка – не­у­то­ми­мые плов­цы. Им не страш­на не­по­го­да. Если сколь­зить по во­де с ни­ми ря­дом, мож­но уне­стись в другие места, подальше от ос­тров­ков горь­кой па­мя­ти, оги­бая ма­те­ри­ки ре­аль­но­сти, пря­мо к за­ли­вам счаст­ли­вой люб­ви… Где эти за­ли­вы? Для ко­го они?

Мо­ре, где оно? Как же его не хва­та­ет!

***

  Дней де­сять спу­стя, ве­че­ром, по­зво­нил Ан­дрей из Ста­ро­го Кры­ма, ска­зал, что прие­дет с сы­ниш­кой в Мос­кву на не­дель­ку, как и об­ещал ле­том. Да­ша об­ра­до­ва­лась: ура, наконец-то увидит своих! Ни­на за­ста­ви­ла се­бя вый­ти из «спяч­ки», повеселела, в оче­ред­ной раз при­ня­лась на­во­дить по­ря­док в квартире, под­ку­пи­ла про­дук­тов. Убрала с глаз капли и таблетки – надоели! Те пе­ре­во­ды, что со­би­ра­лась ра­стя­нуть на ме­сяц, сде­ла­ла за не­де­лю – са­ма се­бя пох­ва­ли­ла, и правильно: не ждать же, по­ка брат прие­дет... «Зашевелилась!», – по­ду­ма­ла о ма­те­ри Да­ша, и Ни­на, слов­но про­чи­тав ее мы­сли, с неожиданным эн­ту­зиаз­мом взялась за самые заброшенные дела; старалась убраться почище, все тща­тель­нее от­ди­ра­ла ра­ко­ви­ны и ка­стрю­ли, все чи­ще вы­ме­та­ла углы. Даже решилась на некоторые «революционные» перемены: сменила картинку на стенке в прихожей – повесила миленький натюрморт вместо унылого пейзажа, стало уютнее. Даша помогала, когда никуда не спешила, и вскоре цель была достигнута: все, можно успокоиться, только лишние вещи нужно отвезти на дачу. А сколь­ко барахла про­сто вы­ки­ну­ли!

Ан­дрей с Ар­те­мом прие­ха­ли че­рез не­де­лю; при­вез­ли от­лич­но­го ви­на, це­лых два ящи­ка ви­но­гра­да, ды­ни, гру­ши. Гос­по­ди, как пах­нет Кры­мом! Андрей – все такой же, степенный и обстоятельный, ничуть не изменился. Зато Ар­тем вы­тя­нул­ся – не уз­нать… Ан­дрей со­гла­сил­ся:

– Ко­неч­но, не уз­нать, если го­да­ми не ка­зать но­са друг к дру­гу. Че­го не приез­жа­ешь? Да­вай-ка те­бя с со­бой за­бе­рем, я в два сче­та устрою как на­до, под­ле­чим и все про­чее. А то: серд­це или не серд­це… Ни­че­го се­бе, наш­ла де­ло – бо­ляч­ки со­би­рать! Не до­пу­стим! И Га­лка зва­ла, и дядька Петр спра­ши­вает о те­бе. Или у те­бя уже и род­ные род­ны­ми не счи­та­ют­ся?

– Все, за­би­рай­те мам­ку с со­бой! –  рас­пи­ра­ло от ра­до­сти Дашу. – Ну, тер­пе­ния мое­го нет… Мы вас тут по му­зе­ям по­во­дим, по ба­ра­хол­кам, если своих не хва­та­ет. Что те­тя Га­ля ве­ле­ла ку­пить в Москве? Об­рат­но бе­рем три би­ле­та, на по­езд – и впе­ред! Не­че­го тут дурацкие таблетки гло­тать да то­ску на­го­нять… Пра­виль­но, дя­дя Ан­дрей?

– Пра­виль­но, правильно, Дашенька, – Ан­дрей и не со­би­рал­ся уез­жать без Ни­ны. – С ра­бо­ты-то от­пу­стят?

– А мы и не спро­сим, – не да­вая ма­те­ри слова молвить, по­спе­ши­ла за­ве­рить Да­ша. – Да от­пу­стят, ко­неч­но – го­да три от­пуск не бра­ла. Вер­нет­ся – и с но­вой си­лой на­ля­жет на пе­ре­во­ды. Где они та­кую на­ив­ную  золушку най­дут, что­бы ра­бо­та­ла поч­ти за­дар­ма?

– Ну, ты сов­сем уж… – укорила ее Ни­на.

– Так по­е­дешь, ма­ма? – умо­ляю­щим го­ло­сом спро­си­ла Да­ша. – Я тут спра­влюсь, не бой­ся. Пло­хих прия­те­лей у ме­ня нет. Мо­раль­ный облик – в пол­ном по­ряд­ке. Ар­тем­ка, хоть ты ме­ня под­дер­жи!

Ар­тем прислушивался к разговору, но говорить самому... Он за­смущал­ся, не успел ничего сказать, как Ан­дрей решительно произнес:

– Хоть я и млад­ший брат, но имею пра­во ре­шать – в дан­ном слу­чае. Ре­шаю: едем все вме­сте, а Да­шу бу­дем кон­тро­ли­ро­вать по те­ле­фо­ну.

Ни­на вспом­ни­ла, как Ни­ко­лай не­дав­но говорил, что уже устал «кон­тро­ли­ро­вать по те­ле­фо­ну»… Она съез­ди­ла на ра­бо­ту, от­вез­ла пе­ре­во­ды, на­пи­са­ла за­яв­ле­ние на от­пуск, хо­тя Бо­рис Ива­но­вич от­пу­стил бы и так. Да лад­но, пусть бу­дет бу­ма­га… Че­рез не­де­лю Да­ша про­во­ди­ла всех тро­их на Кур­ский вок­зал, удив­ля­ясь, как ма­ло ве­щей ма­ма взя­ла с со­бой.

– Не к чу­жим лю­дям еду! – улыб­ну­лась Ни­на.

– А на­ря­ды – для ку­рор­та, для ве­че­ри­нок, для го­стей?

– Если не хва­тит, то пойдем и ку­пим де­сять раз! – уве­рил Ан­дрей. – Как го­во­рит Га­ля: не в тех на­ря­дах на­ше сча­стье, но уж если «прис­пи­чит» – то вынь да по­ложь ши­кар­ное пла­тье!

– Ну-ну…

До Сим­фе­ро­по­ля до­е­ха­ли от­лич­но. Нина почти не отрывалась от окна вагона, думая о своем... Га­ли­на встре­ти­ла на ма­ши­не – и че­рез па­ру ча­сов уже бы­ли в Ста­ром Кры­му. Здесь все так же, как за­пом­ни­лось Ни­не с по­за­про­шло­год­не­го приез­да, про­сто и мило. 

Родные улочки, запахи, воспоминания...
Да, сто­лич­ная жизнь – сов­сем д­ру­гое де­ло! 

На клад­би­ще к ро­ди­те­лям – в пер­вый же день, по­том – погулять, побродить, посидеть на лавочке под любимыми тополями в городском парке… При­хо­ди­ли в го­сти па­пи­н брат Петр с женой, оба постаревшие, медлительные и доб­ро­душ­ные; пла­ка­ли, вспо­ми­на­ли былые го­ды. Что-то дол­го го­во­ри­ли о пе­чаль­ном; Галина уже привыкла к их заунывным «песням», но Ар­тем­ка не вы­дер­жал:

– Вы хотя бы тетю Нину пожалели! Зачем она сюда приехала? Реветь? Так причитаете, слов­но все в один день по­ми­рать со­бра­лись! И сами в пессимизм ударились, и других – туда же... Мах­ну­ли бы к нам на ди­ско­те­ку, встрях­ну­лись ма­лость. Чего смешного? Не ду­май­те, что мо­ло­дежь – без­душ­ная и ущерб­ная по­шла. Нуж­но бо­дрость под­дер­жи­вать, яс­но? А то те­тя Ни­на и без того го­то­ва в ста­ру­хи за­пи­са­ть­ся, а вы еще…

На мо­ло­деж­ную ди­ско­те­ку Ни­ну, ко­неч­но, не тя­ну­ло, а в го­сти схо­ди­ла – старики уж так при­гла­ша­ли! Обещали Артему, что не будут «давить на психику» – и не «давили»: больше молчали и улыбались, угощали вкусненьким. Какие славные они! Нина про­гу­ля­лась по го­ро­ду, схо­ди­ла на ры­нок, наве­сти­ла до­мик Алек­сан­дра Гри­на… Вспо­ми­на­ла о про­шлом, срав­ни­вая его с на­стоя­щим – не в поль­зу на­стоя­ще­го. Ох уж этот «махровый» пессимизм! Ан­дрей же, по­ни­мая на­стро­ение се­стры, бы­стро до­го­во­рил­ся с друзья­ми-док­то­ра­ми и на другой день от­вез Ни­ноч­ку в Мис­хор, в са­на­то­рий. Нина и рада: да, к мо­рю, толь­ко к мо­рю!

Са­на­то­рий – ши­кар­ный! По­се­ли­ли в от­дель­ном но­ме­ре, про­пи­са­ли ин­ди­ви­ду­аль­ное ле­че­ние, да­ли сво­бо­ду поч­ти во всем. Во­круг див­ная кра­со­та, а глав­ное – мо­ре ря­дом! Вот оно, словно никуда не девалось, а всегда таилось поблизости... И ка­кое срав­не­ние с мо­сков­ски­ми пру­да­ми, бассейнами или дру­ги­ми во­до­ема­ми? Нет, озе­ра и ре­ки сред­ней по­ло­сы ни­ког­да не срав­нят­ся с мо­рем, ни­ког­да… Ни­на ку­па­лась нес­коль­ко раз в день, за­го­ра­ла, при­ни­ма­ла про­це­ду­ры – кажется, серд­це от­пу­ска­ло… В сво­бод­ные ча­сы лю­би­ла прогуливаться и на­блю­дать за пу­бли­кой, осо­бен­но на набережной. Вообще за­го­рать и на­блю­дать бы­ло при­ят­но – при­ят­но еще и по­то­му, что обжигающей жары не было, те­ло не об­го­ра­ло, за­гар ло­жил­ся ров­но. Здо­ро­во! Она чувствовала, что привлекает внимание: муж­чи­ны, как по ко­ман­де, поворачивали головы в ее сторону, не­ко­то­рые пы­та­лись зна­ко­мить­ся… но как-то при­ми­тив­но. Один да­же ляп­нул: так гла­за­ми бы и съел! Ни­че­го ин­те­рес­но­го. Все как всег­да на та­ких ку­рор­тах. Вот с Са­шей…

Нет, толь­ко не на­до об этом.

По­ни­ма­ла, что дол­го, слиш­ком дол­го не де­ла­ет ни­ка­ких ша­гов… к устрой­ству лич­ной жиз­ни. Но как ее устро­ить? Как «об­ре­сти по­сох», если уве­ре­на, что… Уверена ли? Есть у них в от­де­ле один непри­ят­ный гос­по­дин по фамилии Перцев (его только по фамилии и зовут), спе­циа­лист по фи­зи­че­ской гео­гра­фии, ни­ког­да же­нат не был, все придирался к женщинам, ис­кал иде­ал (вот уж «перец» из «перцев»!). То не да­вал Ни­не про­хо­ду, то делал вид, что не замечает ее – такую тактику разработал для покорения дамских сердец. По­сле смер­ти Са­ши ста­но­вил­ся все на­стой­чи­вее и про­тив­нее: ей по­то­му на ра­бо­ту и ез­дить не хо­те­лось, что­бы нечаянно его не встретить… К че­му его вспом­ни­ла здесь, когда и дома-то лишний раз вспоминать было противно? Да ну его подальше!

Вспо­ми­на­ла о Ни­ко­лае. А кто он? За­чем… он был? Был?

Да и что та­ко­го  бы­ло? Смеш­но и нелепо…

Вскоре прие­ха­ли Ан­дрей с Га­ли­ной, а с ни­ми – прия­тель Ан­дрея, Ро­ман Сер­ге­е­вич, ин­же­нер-стро­и­тель по спе­циаль­но­сти, ди­рек­тор ка­кой-то крупной фир­мы; на его «Фор­де» и прие­ха­ли. Жи­вет в Ял­те, два года на­зад раз­вел­ся, де­тей у не­го нет. Ни­на дав­но его зна­ла, еще по Фео­до­сии. Он ей сим­па­ти­зи­ро­вал в юно­сти, был да­же влю­блен, но она его поч­ти не за­ме­ча­ла: не о нем думала! Ког­да Ро­ман уз­нал, что Ни­ноч­ка вы­шла за­муж и уе­ха­ла, он был про­сто оша­ра­шен. По­том свы­кся, же­нил­ся сам, да все оно… Иног­да ин­те­ре­со­вал­ся у Ан­дрея, как она жи­вет в Мос­кве. Узнав о том, что Нина осталась одна, «потерял покой и сон»...

Ро­ман при­вез гро­мад­ный бу­кет крым­ских бе­лоснежных роз – словно целый куст, в руках не умещался. Де­жур­ные на вах­те ах­ну­ли: не вспом­нить, что­бы тут ко­му-то та­кие цве­ты точ­но с не­ба сы­па­лись!

– А, Ро­ман! Ну, как поживаешь?

– А что… Ду­ма­ешь, что – лег­ко школь­ная лю­бовь за­бы­ва­ет­ся?

– Да раз­ве она бы­ла – школь­ная?

– Ко­неч­но! Ког­да нас во­зи­ли на эк­скур­сию, в Ге­ну­эз­скую кре­пость, я тебя – как за­пом­нил, так с тех пор и меч­тал… Ты мне по­ка­за­лась по­хо­жей на гре­че­скую бо­ги­ню, и пла­тье твое за­пом­нил.

– При чем там гре­че­ская бо­ги­ня? Ка­кое пла­тье? – Ни­на не мо­гла свя­зать од­но с дру­гим, хо­тя и вспом­ни­ла ту эк­скур­сию.

– Это те­бе пом­нить не обя­за­тель­но, а мне – очень важ­но, – Ро­ман не знал, как про­сто и до­ход­чи­во объяс­нить Ни­ноч­ке свои на­ме­ре­ния, на­ме­ре­ния не од­но­го дня – дру­го­го слу­чая не пред­ста­вит­ся! – Если про мою же­ну… Не хо­чет­ся бе­ре­дить про­шлое. Вот что ска­жу: все про те­бя знаю. Рас­смо­три мое пред­ло­же­ние. С Га­лей и Ан­дрю­хой мы уже об­су­ди­ли. У ме­ня все есть, жа­ло­вать­ся не на что; ра­бо­таю мно­го, от­ды­хать не умею, вы­пи­ваю из­ред­ка – ну, мо­жет, по праз­дни­кам. Пра­вда, рев­ни­вый, есть та­кое, но – в ме­ру. Му­жик я или не му­жик? Хо­чу чув­ство­вать те­пло и ла­ску в от­вет на мое доб­ро. По­ни­ма­ешь?  Вы­хо­ди за ме­ня за­муж и уч­ти, что я таки­ми пред­ло­же­ния­ми не раз­бра­сы­ва­юсь. Толь­ко ду­май бы­стрее. А то уе­дешь…

Ни­на улыбалась, но не зна­ла, что отвечать – без под­го­тов­ки.

– Ро­ман, ты ме­ня нем­но­го уди­вил – из­ло­же­ни­ем своих взгля­дов. Ведь ра­нь­ше я те­бя сов­сем не зна­ла… Но об­ещаю по­ду­мать.

– Ду­май, ду­май, ду­май, – с на­жи­мом пов­то­рял Ро­ман. – А че­го ду­мать? И ду­мать не­че­го – бу­дешь у ме­ня, как за ка­мен­ной сте­ной!

– Ге­ну­эз­ской кре­по­сти? – рас­сме­ялась она, вспо­ми­ная ту са­мую эк­скур­сию: ран­няя вес­на, солнце, де­вя­тый класс... Как дав­но это бы­ло!

– Да­же еще на­деж­нее. Ты ведь пе­рево­да­ми за­ни­ма­ешь­ся? Ка­кие язы­ки?

– Ан­глий­ский и фран­цуз­ский.

– Пой­дет: знаю, где они при­го­дят­ся, есть у ме­ня кое-что на при­ме­те. Хо­тя это и не сам­ое важ­ное. А сам­ое-то важ­ное… – Ро­ма­ну бы­ло со­вер­шен­но все рав­но, чем бу­дет за­ни­мать­ся Ни­на, лишь бы она не усколь­зну­ла об­рат­но, в свою Мос­кву. – Мно­го жен­щин ви­жу, приз­наюсь: иног­да от них в гла­зах ря­бит; с кем-то встре­чал­ся, с кем-то рас­ста­вал­ся, а те­бя же – ни­ког­да не за­бы­вал. Заноза ты моя! Ты про­сти, я рас­суж­дать красиво не умею, а ска­жу без оби­ня­ков: те­бе со­чув­ствую, но нам обо­им, вы­хо­дит, не­слад­ко. Вот так. При­гла­шаю к се­бе, по­смо­тришь, как и что у ме­ня.

– Не­слад­ко, го­во­ришь… – Ни­на от­ве­ти­ла ему при­сталь­ным взгля­дом, от ко­то­ро­го у Ро­ма­на все вздрог­ну­ло вну­три. – Хо­ро­шо, Ро­ман Сер­ге­е­вич. По­ду­маю. По­смо­трим.

…А что? Вот те­бе и слу­чай…

Ког­да они уе­ха­ли, Ни­на дол­го не мо­гла ус­нуть, раз­мы­шляя о те­пе­реш­нем, вспо­ми­ная о шко­ле, о дет­стве, о ро­ди­телях… Если бы она родилась и выросла в другом месте, была бы у нее другая судьба? А у Романа? Или у Сашеньки? За­пах ро­з, не по­ме­стив­ших­ся в ва­зу и по­ста­влен­ных в ак­ку­рат­ное пласт­мас­со­вое ве­дер­ко, разливался вокруг, навевал покой. Так и ус­ну­ла, по­гру­зив­шись в этот за­пах… Ро­ман оста­вил ви­зит­ку со свои­ми ко­ор­ди­на­та­ми. По­зво­нить ли? А что го­во­рить? 

И… раз­ве мож­но пов­то­рить
             что-то в жиз­ни дваж­ды,
                         ис­пы­тать то же ощу­ще­ние
                                    пол­но­ты сча­стья, что и преж­де? 

Как наб­рать­ся сме­ло­сти, что­бы по­чув­ство­вать или хо­тя бы по­зво­лить по­чув­ство­вать в се­бе жен­щи­ну, рав­ную то­му муж­чи­не, ко­то­рый… Ко­то­рый – что? Который способен стать опорой, оправдать надежды? Или проще того: терпеливо переносить рядом с собой? Или речь должна быть о дру­гом, как те­перь при­ят­но счи­тать – о вы­год­ном устрой­стве, а то и о при­ят­ном про­ве­де­нии вре­ме­ни? Нет, так нельзя, так она не привыкла. А то­го про­сто­го и устой­чи­во­го, че­го ей хо­те­лось бы, она не ви­де­ла ни в од­ном из муж­чин, ока­зы­ваю­щих ей зна­ки вни­ма­ния, к со­жа­ле­нию...

По­сле зав­тра­ка от­пра­ви­лась в со­сно­вую ро­щу, поб­ро­ди­ла в за­дум­чи­во­сти. Все те же мы­сли кру­жи­ли и мо­ро­чи­ли го­ло­ву: вот, ка­за­лось бы, ва­ри­ант по­дво­ра­чи­ва­ет­ся... Что де­лать? Ве­че­ром по­зво­ни­ла Да­шень­ке  – до­ма все хо­ро­шо, толь­ко не­дав­но чуть не за­то­пи­ли со­се­ди свер­ху – ка­кой-то тру­бопровод прор­ва­лся, но все обо­шлось. Есть еще что-нибудь?

– Да, зво­нил Ни­ко­лай – и ког­да я ска­за­ла, где ты… Но по­том ус­по­ко­ил­ся. Пе­ре­дал те­бе при­вет. Лад­но, раз­бе­ре­тесь!

– Да, раз­бе­русь – ког­да-ни­будь…

Нес­коль­ко дней еще бы­ло те­пло и су­хо, но вслед за эт­им по­го­да на­чи­на­ла пор­тить­ся. К по­луд­ню не­бо за­тя­ги­ва­лось мут­ной дым­кой, иног­да при­ни­мал­ся мо­ро­сить дождь. Ве­че­ра ста­но­ви­лись хо­лод­нее. По­шла вто­рая по­ло­ви­на ок­тяб­ря. В са­на­то­рии на­ро­ду за­мет­но уме­нь­ши­лось. Пра­вда, од­ни уез­жа­ли, дру­гие приез­жа­ли, «ло­ви­ли» ухо­дя­щее те­пло. На пля­же ста­ло сво­бод­нее. Ку­пать­ся не на­до­е­да­ло. Пла­вать, пла­вать, пла­вать – вот де­виз от­ды­ха! Ни­на за­плы­ва­ла да­ле­ко, иног­да – очень да­ле­ко. В Се­ре­бря­ном Бо­ру так не раз­мах­нешь­ся… Съез­ди­ла нес­коль­ко раз на эк­скур­сии – очень хо­ро­шо, увлекательно, но как все пе­ре­ме­ни­лось!

По­зво­нил Ан­дрей, спра­ши­вал, как на­стро­ение, интересовался, что ре­ши­ла нас­чет Ро­ма­на:

– Да по­ло­жи­тель­ный он, есть свои за­вих­ре­ния, а так – ни­че­го се­бе, тол­ко­вый му­жик. Ниночка, подумай о своем будущем!

Ни­на от­ве­ча­ла в за­ме­ша­тель­стве, что по­ка ни­че­го не ре­ши­ла, а там – вид­но бу­дет. Что и ко­му бу­дет вид­но, труд­но уз­нать. Если бы по­ве­рить, убе­дить­ся, что это – имен­но твое, не чу­жое, не слу­чай­ное… Или опять – не о том? Ан­дрей не раз уже го­во­рил ей, что не­че­го тя­нуть, что нуж­но что-то пред­при­ни­мать. Что? Хо­ро­ший он, Ан­дрю­ха, и же­на ему по­па­лась по­ни­маю­щая… Перед Ни­ной неожиданно «выплыл» образ некоего Фе­де­ри­ко Пуль­ма­ни­са, по­жи­ло­го бо­га­ча с ос­тро­ва Маль­та, владельца фешенебельных отелей и ресторанов на Мальте и Корсике. Она ра­бо­та­ла с Федерико на де­ло­вых встре­чах в Ге­нуе, за­тем на пе­ре­го­во­рах в Москве три го­да на­зад. Так давно и прочно забыла его, а тут неожиданно вспомнила, как Федерико, едва познакомившись с ней, за­ки­дал ком­пли­мен­та­ми, за­да­рил по­дар­ка­ми, за­му­чил те­ле­фон­ны­ми звон­ка­ми. Са­ша очень сердился, слушая, как Ниночка снова и снова отвечает тому по телефону: вот ведь прорва какая! Да кон­чит­ся ли это ког­да-ни­будь? Сашенька никогда раньше не ревновал, был выше этого, но теперь, когда разболелся, реагировал на самую ничтожную мелочь.

Ни­на ста­ра­лась сгла­жи­вать все не­при­ят­но­сти, ко­то­рые по­ка­за­лись бы незначительны­ми, – если бы не Са­ши­на бо­лезнь… Фе­де­ри­ко всерь­ез при­гла­шал Ни­ну на Маль­ту, об­ещал озо­ло­тить, «ки­нуть к но­гам» не толь­ко отели и рестораны (это во­об­ще пу­стяк!), а и все зо­ло­то ми­ра (и где бы он его взял?). Ни­на уже поняла, «что он за фрукт», при­вы­кла к этим «за­вих­ре­ниям» и, что­бы ох­ла­дить его тем­пе­ра­мент, при случае пе­ре­ве­ла ему од­ну под­хо­дя­щую латин­скую по­го­вор­ку (вроде того, что власть над собой – высшая власть). Он по­нял все на­о­бо­рот и стал толь­ко силь­нее на­стаи­вать на сво­ем. Надо же! Смеш­ной и на­ив­ный ста­ри­чок – так ис­крен­не рас­по­ло­жил­ся к Ни­не, что ей бы­ло про­сто жаль его…

                                             ***

 До­мой она воз­вра­ща­лась в кон­це ок­тяб­ря по­ез­дом. Ни­че­го не ре­ши­ла с Ро­ма­ном, да­же не по­зво­ни­ла ему.

– Ты хоть из Мос­квы ему по­зво­ни, лад­но? – сде­лал по­след­нюю по­пыт­ку Ан­дрей, уже про­ща­ясь в ва­го­не.

– Лад­но, по­зво­ню, – от­ве­ча­ла Ни­на, – ведь не го­рит.

– Как не го­рит? Это у те­бя, мо­жет, и не го­рит, а у не­го…

– Хо­ро­шо-хо­ро­шо, не вол­нуй­ся, – об­еща­ла она, укло­ня­ясь от пря­мо­го от­ве­та. – Спа­си­бо те­бе, да и всем вам!

Доб­рать­ся бы до до­му, а там… По­езд дви­нул­ся; Нина долго смотрела в окно, провожая взглядом Андрея, махавшего ей рукой, Симферополь, горы, свое прошлое. Словно вся ее жизнь пронеслась за окнами поезда, уносящего ее в неизвестность. Ва­гон был на­по­ло­ви­ну пуст, а в ку­пе ока­за­лось трое: она, весь­ма при­лич­ный мо­ло­дой муж­чи­на и про­сто­ва­тая по­жи­лая жен­щи­на. Ни­не по­ка­за­лось, что муж­чи­на слег­ка пьян – он тут же заб­рал­ся на верх­нюю пол­ку и про­спал до утра. По­жи­лая жен­щи­на вы­шла днем на про­ме­жу­точ­ной стан­ции, и они оста­лись с муж­чи­ной вдвоем. Тот, как только про­трез­вел окон­ча­тель­но, сообщил, что едет в Мос­кву для офор­мле­ния ви­зы в Фин­лян­дию, где со­бирает­ся обос­но­вать­ся на по­стоян­ное жи­тель­ство. Рас­ска­зал о се­бе: зо­вут его – Ян Мустаннен, по про­ис­хож­де­нию – финн, дол­гое вре­мя жил и учил­ся в Рос­сии, да­же же­нил­ся, по­том раз­вел­ся. А про­фес­сия у не­го – на се­год­няш­ний день – ред­кая: спе­циа­лист по на­не­се­нию та­туи­ров­ки.

– Та­туи­ров­ки? Я-то ду­ма­ла, что та­туи­ров­ки умест­ны толь­ко… у на­ро­дов юж­ных пле­мен, а у нас… в сре­де лю­дей опре­де­лен­но­го кру­га… – ска­за­ла Ни­на, невольно вздрогнув, и в тревоге ото­двинулась от необыч­но­го по­пут­чи­ка: кто зна­ет, что у не­го на уме?

– Вы не­пра­виль­но по­ни­ма­ете, да и не толь­ко вы, – при­вы­чно объяс­нял Ян, не од­наж­ды по­па­дав­ший в по­доб­ные си­туа­ции. – Я – ху­дож­ник по об­ра­зо­ва­нию, дол­го изу­чал ис­кус­ство та­туи­ров­ки, ув­лек­ся им, кое-что прив­нес в не­го и уве­ряю, оно очень по­лез­но в жиз­ни, мо­жет ока­за­ть­ся по­лез­ным и вам. Отрицать можно все, но... Вот, взгля­ни­те…

Же­сти­ку­ли­руя и продолжая говорить о себе, он ра­скрыл тол­стый аль­бом с об­раз­ца­ми кар­ти­нок, вы­ко­ло­тых на раз­лич­ных участ­ках че­ло­ве­че­ско­го те­ла: жи­во­пис­ные мно­го­цвет­ные пей­за­жи – на чьем-то пле­че; се­ре­бри­стые ба­боч­ки, ка­саю­щие­ся друг дру­га кры­лья­ми и об­ра­зую­щие тон­кий бра­слет на за­пя­стье де­ви­чьей ру­ки; зо­ло­тое коль­цо-пе­чат­ка на мас­сив­ном паль­це муж­ской ру­ки; зо­ло­ти­стые звез­доч­ки, свер­каю­щие в моч­ках ушей ка­кой-то ки­но­звез­ды… И мно­гие дру­гие ва­ри­ан­ты изо­бра­же­ний по­ра­зи­ли Ни­ну сво­ей необыч­но­стью: она преж­де ни­ког­да не ви­де­ла ни­че­го по­хо­же­го.

– Нра­вит­ся? – спро­сил Ян.

– Кое-что – да, – уклон­чи­во от­ве­ча­ла Ни­на, зак­ры­вая аль­бом.

– Ко­неч­но, это не все, на что спо­соб­на твор­че­ская мысль ху­дож­ни­ка, и здесь – толь­ко часть при­ме­ров. В аль­бо­ме – не толь­ко мои ра­бо­ты, но по­ло­ви­на – мо­их. – Яну бы­ло обид­но, что Ни­на поч­ти не за­ин­те­ре­со­ва­лась его пер­со­ной. – Знаю, что не все лю­ди го­то­вы к вос­прия­тию та­ко­го ви­да ис­кус­ства, но поль­за его – огром­на, на­при­мер – в кос­ме­ти­ке.

– В кос­ме­ти­ке?

– Да. Я ра­бо­таю толь­ко с бла­го­род­ны­ми ма­те­ри­а­ла­ми и дра­го­цен­ны­ми ме­тал­ла­ми, в ос­нов­ном – с зо­ло­том, ре­же – с се­ре­бром. Все что угод­но изо­бра­жу там, где при­ка­же­те, – без оши­бок и по­пра­вок, учти­те, ибо они – недо­пу­сти­мы! – Ян говорил все громче, доказывал с напором.

– А кос­ме­ти­ка при ­чем? – спро­си­ла Ни­на, все даль­ше ото­дви­га­ясь от слиш­ком эмо­ционального собеседника, опасаясь его внезапного натиска. Открыла дверь в ко­ри­дор – бу­дет ку­да сбе­жать, если что. В ку­пе по­тя­нул­ся сквоз­няк, и Ни­на зяб­ко по­е­жи­лась… К тому же – кон­ди­цио­не­ры в ва­го­не ра­бо­та­ли, как если бы на ули­це бы­ла июль­ская жа­ра.

– Кос­ме­ти­ка? Из­ме­нить очер­та­ния и да­же окра­ску губ – по­жа­луй­ста, стре­лоч­ки в углах глаз – будь­те лю­без­ны, под­чер­кнуть бро­ви – с удо­воль­стви­ем! – Ян на­блю­дал за Ни­ной, ожи­дая, ка­кой эф­фект про­из­ве­дут на нее его сло­ва – не­у­же­ли она так без­раз­лич­на к се­бе, к сво­ей внеш­но­сти? – Вы не по­ду­май­те, что я за­ни­маюсь эт­им под­поль­но, нет, все – офи­циаль­но. И зна­ете, сколь­ко лю­дей нуж­да­ет­ся в мо­их ус­лу­гах, да не про­сто лю­дей, а бо­га­тых лю­дей – и жен­щин, и муж­чин? Без кли­ен­тов я ни­ког­да не был и не бу­ду – пло­хо ли? Клиентам это обходится недешево, сло­вом, кра­со­та – удовольствие не для бед­ных. А бед­ные и нищие пусть ос­та­ют­ся при своих интересах… по­даль­ше от ме­ня. 

– Я бы ни­ког­да не до­га­да­лась за­нять­ся по­ис­ка­ми… та­ких ус­луг, – ска­за­ла Ни­на и на­бро­сила на пле­чи шаль, спаса­ясь от сквозняка и словно укрываясь от слиш­ком от­кро­вен­ных раз­гля­ды­ва­ний Яна.

– И зря, – от­ве­чал он с оби­дой в го­ло­се, отво­ра­чи­ва­ясь к ок­ну. – Такую бы из вас «ку­кол­ку сделать» – бо­ги­ни по­за­ви­до­ва­ли бы! Нет, вам ни­че­го осо­бен­но­го не нуж­но – вон как при­ро­да по­ста­ра­лась! Но под­чер­кнуть кое-что не ме­ша­ло бы – точ­но го­во­рю. И не думайте, что я шар­ла­тан какой-то: у ме­ня с со­бой – подборка до­ку­мен­тов, да еще два меж­ду­на­род­ных ди­пло­ма. Моя фа­ми­лия очень из­вест­на… На про­шло­год­нем кон­кур­се в Буэ­нос-Ай­ре­се я по­лу­чил зо­ло­тую ме­даль, об этом и фильм сня­ли, и в га­зе­тах пи­са­ли. По­дож­ди­те-ка...

И Ян по­лез до­ста­вать из свое­го огром­но­го, снаб­жен­но­го де­сят­ком се­крет­ных за­моч­ков ди­пло­ма­та под­твер­жде­ние своим сло­вам. Дей­стви­тель­но – ку­ча ди­пло­мов и сер­ти­фи­ка­тов, ре­кла­мные ли­стов­ки, вы­рез­ки из жур­на­лов и га­зет: зна­чит, не об­ма­ны­ва­ет!

…Ни­на очень устала от его болтовни и меч­та­ла при­лечь от­дох­нуть, но не ре­ша­лась. А Ян не уни­мал­ся, да­же звал ку­да-то с со­бой – уто­мил окон­ча­тель­но. Ни­на промаялась до вечера, ед­ва дож­да­лась, ког­да по­езд при­был на Кур­ский вок­зал. Про­ща­ясь, Ян оста­вил ре­кла­мный прос­пект и ви­зит­ки на трех язы­ках – ни­че­го се­бе, столь­ко о се­бе на­пи­сать, да уму­дрить­ся так офор­мить! Она не при­ду­ма­ла ни­че­го луч­ше­го, как тут же, на пер­ро­не вок­за­ла, вы­ки­нуть их в пер­вую по­пав­шую­ся ур­ну – что­бы ни­ког­да боль­ше не вспо­ми­нать это­го не­при­ят­но­го че­ло­ве­ка. Уже до­ма по­чув­ство­ва­ла се­бя пло­хо, просто безобразно, ви­ди­мо – ак­кли­ма­ти­за­ция по­сле юж­но­го те­пла, да по до­ро­ге к то­му же про­сты­ла: кон­ди­цио­не­ры!

К ве­че­ру под­скочила тем­пе­ра­ту­ра, утром вы­зва­ли вра­ча.

– Ну, что же ты, ма­муль­ка, так се­бя под­ста­вля­ешь бо­лез­ням? – сокрушалась Даша. –  Ху­же нет, чем под­це­плять бо­ляч­ки! И чего они к тебе липнут? Ведь на море была... Ле­чись – и не хал­турь, пей ле­кар­ства!

Тем­пе­ра­ту­ра держалась долго – не бывало, что­бы ос­трый пе­риод так за­тя­ги­вал­ся. Что за невезение! Че­рез не­де­лю чуть-чуть отлегло. С ра­бо­ты зво­ни­ли, со­чув­ство­ва­ли, а что­бы под­нять на­стро­ение, об­еща­ли на­чи­слить пре­мию. Дос­ад­ли­вый господин Перцев все по­ры­вал­ся наве­стить – нет, толь­ко не это! На­чаль­ник от­де­ла, об­хо­ди­тель­ный Бо­рис Ива­но­вич выждал еще недельку и на­пом­нил, что в ян­ва­ре – боль­шой сим­по­зи­ум по здра­во­ох­ра­не­нию, работы много:

– Как, Ни­на Ни­ки­фо­ров­на, ус­пе­ешь по­пра­вить­ся, не под­ве­дешь?

– Ус­пею, ко­неч­но, вре­мя есть…

…Ни­ко­лай по­зво­нил в де­ся­тых чи­слах де­ка­бря, ве­че­ром.

– Здравствуй. Слу­шаю те­бя, – тихо отвечала Нина.

– Ни­на, это ты? Я уже поч­ти за­был твой го­лос!

– Это – не мой го­лос, а го­лос мо­ей про­сту­ды.

– Ты серьез­но бо­ле­ешь?

– Серьез­но.

– Как, по­че­му?

– Так вы­шло… – у нее не бы­ло сил и же­ла­ния рас­ска­зы­вать.

– А от­дох­ну­ла-то хо­ро­шо? За­го­ре­ла? Со­ску­чи­лась?

– Все по­нем­но­гу. А ты?

– Уез­жал в ко­ман­ди­ров­ку, в Орел, на две не­де­ли. И как лю­ди там жи­вут? Мне очень не хва­та­ло Мос­квы и… те­бя. Что с то­бой де­лать?

– Слу­шай, я сей­час та­кая сла­бая... Дай по­пра­вить­ся.

– Даю, ко­неч­но. Це­лую, бу­ду зво­нить.

Ни­на дол­го не мо­гла окреп­нуть. Уго­раз­ди­ло же! Про­ле­жа­ла де­сять дней, а те­перь «хо­ди­ла по стен­ке». Да­ша при­но­си­ла про­дук­ты и ле­кар­ства. За­бе­га­ли Да­ши­ны по­друж­ки и друзья, то­же под­ки­ды­ва­ли что-ни­будь по слу­чаю. Ни­ни­ны по­дру­ги поз­ва­ни­ва­ли иног­да – у тех своих за­бот хва­та­ло. Оль­га, луч­шая по­дру­га Ни­ны, за­ме­ча­тель­ная скри­пач­ка, уже пол­го­да оби­тав­шая с му­жем в Аме­ри­ке, (по­е­ха­ли на два го­да – по кон­трак­ту), иног­да зво­ни­ла из Нью-Йорка. Для нее все бо­лез­ни – ерун­да, пле­вать на них, все образуется: глав­ное – устрой­ство лич­ной жиз­ни. Оль­га об­еща­ла поз­на­ко­мить Ни­ну с од­ним обаятель­ным му­зы­кан­том, вио­лон­че­ли­стом Томасом Клей­ном. Томасу пон­ра­ви­лась Ни­ноч­ки­на фо­то­гра­фия, ко­то­рую Оль­га взя­ла с со­бой, и он приз­нал­ся, что хо­тел бы поз­на­ко­мить­ся с рус­ской ле­ди.

– Это ж на­до! Оля, ты прямо как мой личный секретарь!

– Да раз­ве мы не друзья?

Познакомиться с вио­лон­че­ли­стом, да еще американцем? Для начала надо бы как-ни­будь вы­ка­раб­кать­ся из болячек… Нина припомнила Сашиного дядюшку, Илью Ви­талье­вича, да он тут же сам и позвонил. Са­ши­ных род­ствен­ни­ков в Мос­кве оста­ва­лось ма­ло, и во­об­ще их бы­ло нем­но­го. Илья Ви­талье­вич, пер­со­наль­ный пен­сио­нер, быв­ший ру­ко­во­ди­тель от­де­ла в Ми­ни­стер­стве лег­кой про­мы­шлен­но­сти, всегда сим­па­ти­зи­ро­вал Ни­не; говорил, что Са­ше просто повезло с женой. С удовольствием приходил к ним, приглашал к себе. По­том, ког­да Са­ша бо­лел, и ког­да уже умер, по­мо­гал с раз­ны­ми устрой­ства­ми и офор­мле­ни­ем бу­маг. По­мог и Да­шень­ке под­го­то­вить­ся к эк­за­ме­нам, по­сту­пить в ин­сти­тут. Теперь, узнав, что Ниночка больна, поре­ко­мен­до­вал ей свое­го лич­но­го док­то­ра, ко­то­рый «не ху­же то­го са­мо­го Гип­по­кра­та».

– Да нет, уже поч­ти про­шло, спа­си­бо, не на­до… – сказала Нина.

– Че­го не на­до? Пом­нишь моих ста­ру­шек, ну Лю­сень­ку и Ду­сень­ку?

Ни­на, ко­неч­но, пом­ни­ла, как ра­нь­ше в до­ме ча­стень­ко го­во­ри­ли о ста­рин­ных прия­тель­ни­цах Са­ши­ной ба­буш­ки, род­ных те­туш­ках Ильи Ви­талье­ви­ча, при­во­дя в при­мер вы­жи­ва­ния в слож­ных об­стоя­тель­ствах. Их на­зы­ва­ли не ина­че, как «ро­вес­ни­цы ве­ка» или «сви­де­тель­ни­цы ре­во­лю­ции». Лю­сень­ка и Ду­сень­ка, то есть Люд­ми­ла Ива­нов­на и Ев­до­кия Ива­нов­на, су­ме­ли так про­жить свою жизнь, что ни­ка­кие пе­ри­пе­тии за ок­на­ми их ми­лой квар­тир­ки, что в Во­рот­ни­ков­ском пе­реул­ке, ничего не ме­ня­ли для них кар­ди­наль­но. Да, они со­би­ра­лись стать чуть ли не «кем-то там при цар­ском дво­ре», учи­лись и го­то­ви­лись со­от­вет­ствен­но, толь­ко ре­во­лю­ция на­ру­ши­ла эти пла­ны. Од­на­ко вышло не так уж плохо: от­ня­ли не все, квар­тир­ка сохранилась, а прочее… 

Так и жи­ли вдво­ем, не се­то­ва­ли, ра­бо­та­ли в ка­ких-то кон­то­рах или бух­гал­те­риях, за­муж ни­ког­да не вы­хо­ди­ли, опас­аясь под­во­хов со сто­ро­ны не­чи­сто­плот­ных муж­чин, ко­то­рых в те го­ды раз­ве­лось – мас­са. Вро­де при­вы­кли к но­вой вла­сти, вро­де и го­ло­да не по­чув­ство­ва­ли, и вой­ну пе­ре­жи­ли без­бо­лез­нен­но – им вдво­ем нуж­но бы­ло мало. Пе­ре­мен не жда­ли, не стре­ми­лись к ним – вот все и те­кло по-ста­ро­му. Счи­тай, про­жи­ли жизнь с тем ба­га­жом при­вы­чек и зна­ний, с те­ми на­стро­ения­ми, что под­дер­жи­ва­ли дух, да­же поч­ти с той же ме­бе­лью, кни­га­ми и по­су­дой, что оста­лись «от ца­ря», да хо­ди­ли в ту же бу­лоч­ную, ку­да при­вы­кли хо­дить с дет­ства… Ну а ле­чить­ся ста­ра­лись всег­да у од­но­го и то­го же док­то­ра (пра­вда, пе­ре­жи­ва­ли всех док­то­ров!), а в по­след­ние два де­сят­ка лет – у то­го, ко­то­рый «не ху­же Гип­по­кра­та».

Один раз Ни­на их ви­де­ла: ка­кие они тро­га­тель­ные, эти Лю­сень­ка и Ду­сень­ка, сла­бень­кие и смор­щен­ные, как за­су­шен­ные ле­пе­сточ­ки, но за­то – на своих но­гах и еще не сов­сем сог­нув­шие­ся! Да, всю жизнь слу­жи­ли «по­со­хом» друг дру­гу… А сколь­ко же им лет?

– Илья Ви­талье­вич, а они… еще жи­вы?

– Пра­виль­но спра­ши­ва­ешь, и зна­ешь, что? Жи­вы, пред­ставь се­бе! Ну, лет им да­ле­ко за де­вя­но­сто (если не под сто!), еще скри­пят, обе – еле ше­ве­лят­ся, осо­бен­но Ду­сень­ка, да, вид­но, на­деж­дой на что-то – жи­вы…

– А са­ми-то как? – спро­си­ла Ни­на, с неж­но­стью ду­мая об эт­их ста­руш­ках, о добродушном Илье Ви­талье­ви­че, о его же­не Мар­га­ри­те Алек­се­ев­не, года два почти не встаю­щей с по­сте­ли, – ра­ди­ку­лит еще тот…

– О-о-о… Да то­же – ба­рах­та­ем­ся вме­сте с су­пру­гой. Не да­ем се­бе ра­нь­ше сро­ку… – Илье Ви­талье­ви­чу уны­вать бы­ло нель­зя ни в коем случае. – А ты смо­три мне, не кис­ни! Сло­вом, если ну­жен врач…

***

 Нет, луч­ше уж без вра­ча… Не на­до… Но что же по­лу­ча­ет­ся?

Как прие­ха­ла – ме­сяц из до­му не вы­хо­ди­ла. Не верилось, что ездила отдыхать. На но­су Но­вый год, а она, как тот са­мый воз, «и ны­не там». Да­же к фор­точ­ке боя­лась по­дой­ти: вдруг сно­ва про­скво­зит! И к ра­бо­те, что ей под­ки­ну­ли с ока­зи­ей, не при­тра­ги­ва­лась, а дав­но по­ра бы.

–  Ма­ма, ты пре­вра­ща­ешь­ся в мор­скую улит­ку: та­щишь на се­бе ра­ко­ви­ну бо­лез­ни, за­би­ва­ешь­ся в нее как в дом, на­глу­хо, – возмущалась Даша. – Вон сколь­ко до­ку­мен­тов при­вез­ли – я как гля­ну­ла… По­че­му не ра­бо­та­ешь? Опять за старое принялась? Сядь в мо­ей ком­на­те, там сов­сем не ду­ет. И по­ду­май, где бу­дешь встре­чать Но­вый год. Мы с ре­бя­та­ми – в Мед­вед­ко­во, у Ани. Не брать же те­бя с со­бой?

По­зво­нил с ра­бо­ты Бо­рис Ива­но­вич, спро­сил, как де­ла. Ни­на об­еща­ла, что по­сле праз­дни­ков все бу­дет го­то­во.

– По­сле ка­ких праз­дни­ков?

– По­сле Рож­де­ства. Под­хо­дит?

– Под­хо­дит.

– Ну, с на­сту­паю­щим 1996 го­дом! И чтоб не бо­леть!

Тут же сле­дом раз­дал­ся зво­нок Ни­ко­лая:

– Ни­на, я на «Пуш­кин­ской», в пе­ре­хо­де, зво­ню из ав­то­ма­та. У ме­ня два ча­са сво­бод­но­го вре­ме­ни. Из­ны­ваю от мы­сли, что ты боль­на. При­не­сти те­бе что-ни­будь? От­ка­за не при­ни­маю: сжаль­ся и раз­ре­ши!

– Нет, толь­ко не это, не сегодня, ког­да мне плохо и я в таком виде... – Ни­на про­сто ужас­ну­лась от мы­сли, что Ни­ко­лай мо­жет за­стать ее в бе­зо­браз­ном со­стоя­нии и бо­лее то­го – в домашнем халате, шерстяных носках, с пуховым платком на плечах. – По­жа­луй­ста, толь­ко не сей­час…

– Опять… Да мне все рав­но, в ка­ком ты ви­де, лишь бы во­об­ще – бы­ла! – Ни­ко­лай чуть ли не кри­чал в труб­ку, да так громко, что про­хо­жие обо­ра­чи­ва­лись, про­хо­дя ми­мо те­ле­фо­на-ав­то­ма­та. Он догадывался, что по­не­во­ле упу­стил пе­ре­ло­мный мо­мент – и уже дав­но, дал Ни­не усом­нить­ся в се­бе. Не хо­те­лось быть «зах­ват­чи­ком», да и не при­вык, и вот ре­зуль­тат: те­перь она ста­ра­ет­ся, мяг­ко го­во­ря, из­ба­вить­ся от его звон­ков, от не­го са­мо­го. Бо­лезнь  – толь­ко пред­лог, не боль­ше, но как раз имен­но по­э­то­му те­перь нель­зя на­силь­но втор­гать­ся в ее жизнь. И что же… Его тя­ну­ло к ней слов­но маг­ни­том, но тот барьер, ко­то­рый лишь обоз­на­чил­ся по­на­ча­лу, со вре­ме­нем ста­но­вил­ся все бо­лее вы­со­ким и плот­ным. Как разрушить барьер? Чув­ство го­ре­чи под­сту­пи­ло к гор­лу…

– Ни­на, только ска­жи: ты есть на све­те или су­ще­ству­ешь чисто ми­фи­че­ски? Может, это твой телефон разговаривает со мной, а не ты сама?

– Ни­ко­лай, если бы ты знал, как мне пло­хо, как… и рас­ска­зать не­ко­му… Не оби­жай­ся на ме­ня и не ду­май, что у меня нет сердца. Луч­ше по­том по­го­во­рим. – Ни­на ед­ва свя­зы­ва­ла од­но сло­во с дру­гим. Вну­трен­ний страх не про­хо­дил… Да что это та­кое про­ис­хо­дит с ней?

– По­том – это ког­да? – Ни­ко­лай пытался снова и снова одолеть барьер, но безуспешно – барьер все возрастал. – Я хо­чу встре­чать Но­вый год толь­ко с то­бой, по­ни­ма­ешь, а это – по­сле­зав­тра. Про­сто возь­му и прие­ду – как бы ты ни пре­пят­ство­ва­ла!

Раз­го­вор вне­зап­но обор­вал­ся, в труб­ке раз­да­лись гуд­ки.

Ни­на уста­ло вздох­ну­ла, положила трубку, вы­ти­рая пот со лба – сла­бость жут­кая. Приняла лекарства, при­ле­гла, по­ста­ра­лась ус­по­ко­ить­ся… Все? Зво­нок не пов­то­рил­ся. Она под­ня­лась, по­ста­ви­ла чай­ник. Все еще ожи­да­ла, что Ни­ко­лай пе­рез­во­нит, но те­ле­фон мол­чал. 

Ну, довольно; хва­тит, ко­неч­но.
Ведь это – миф. Миф!
От ми­фов необхо­ди­мо из­бав­лять­ся! 

По­ста­ра­лась со­сре­до­то­чить­ся на дру­гом: вы­ну­ла ворох бу­ма­г, кучу словарей и при­ня­лась за ра­бо­ту. Отвыкла работать – вот что! И нечего пенять на кого-то... Ни­ко­лай по­зво­нил на дру­гой день, ве­че­ром, в са­мом дур­ном рас­по­ло­же­нии ду­ха. Ска­зал с на­жи­мом, вспо­ми­ная вче­раш­нее:

– Я по­ни­маю, что ты ни­ку­да вый­ти не смо­жешь, все равно какой год, но­вый или ста­рый. Ты – слов­но сим­вол не­при­ступ­но­сти – как нео­ду­ше­влен­ная ста­туя, у ко­то­рой нет сердца... Не­у­же­ли ста­туя мо­жет бо­леть?

Ни­на сдер­жи­ва­лась, что­бы не от­ве­чать в том же ду­хе, хо­тя так лег­че раз­би­вать ми­фы и сказ­ки, и ти­хо про­из­не­сла:

– Ста­туя не мо­жет, но ее ду­ша, по­верь…

Ни­ко­лай не «за­ме­тил» ее сдер­жан­но­сти и про­дол­жал бес­по­щад­но:

– Недавно меня поз­на­ко­ми­ли с оча­ро­ва­тель­ной де­вуш­кой, блон­дин­кой, из хо­ро­шей се­мьи. Хо­ро­шая де­вуш­ка; ра­нь­ше бы я… – Нет, он не мог ко­щун­ство­вать. – Если бы ты хоть на се­кун­ду усомнился… – нес­мо­тря ни на что, он хо­тел вы­ска­за­ть­ся. – Я столь­ко раз пред­ста­влял нас с то­бой вме­сте, что сбил­ся со сче­та: сколь­ко раз это мо­гло бы слу­чить­ся на са­мом де­ле! И все рав­но: ни ра­зу не уви­дел счаст­ли­во­го кон­ца.

Ни­на мол­ча­ла слиш­ком дол­го, ду­мая о том: что же это та­кое – счаст­ли­вый ко­нец? Конец... «Где начало того конца...» Ни­ко­лай спро­сил:

– Ты ме­ня слы­шишь? Что с то­бой? От­ве­чай!

– Да, да… По­жа­луй­ста, ус­по­кой­ся, – поч­ти про­шеп­та­ла она. – А… как твои друзья, как твой кот?

– Друзья? Кот? Ты вспом­ни­ла сей­час о мо­ем ко­те? За­чем вспом­ни­ла? – Он не по­ни­мал, к че­му она кло­нит, но не­при­ят­ное чув­ство ожесточения, не по­ки­дав­шее со вчерашнего разговора с Ниной, все ро­сло. Тем вре­ме­нем Ми­рон, до­га­дав­шись, что им за­ин­те­ре­со­ва­лись – пусть и меж­ду про­чим, – прос­унул го­ло­ву в приот­кры­тую дверь, не ре­ша­ясь вой­ти: хо­зяин яв­но рас­стро­ен, и лезть ему на гла­за не сле­ду­ет.

– Про­сто так, – гру­стно ска­за­ла она. – Про­сто так… А ты?

– Что – я?

– Ты не за­бо­лел?

– Да я ни­ког­да не бо­лею, ты это по­ни­ма­ешь? – на­ро­чи­то вуль­гар­но от­ве­чал до­ве­ден­ный до от­чая­ния Ни­ко­лай, не гля­дя в сто­ро­ну Ми­ро­на. – Не хо­чу бо­леть. Не со­би­ра­юсь я бо­леть. Не­за­чем мне бо­леть.

– Вот и хо­ро­шо, вот и слав­но, – Ни­на уговари­­ва­ла не его, а се­бя. И чем бы его… ус­по­ко­ить? – Хо­ро­шо, что ты стойкий: свои­ми спор­тив­ны­ми упраж­не­ния­ми, как я по­ни­маю, ты су­мел вы­ра­бо­тать упор­ство и непоколебимость. Не оби­жай­ся, но я… Ска­зать чест­но?

– Да, ска­зать, разумеется, ска­зать! – он об­ра­до­вал­ся, что до­бил­ся хоть ка­кой-то ре­ак­ции.

– …Не ду­ма­ла я, что ты ока­жешь­ся та­ким… та­ким упор­ным, да­же, ско­рее, упря­мым…

– Упря­мый-то – упря­мый, а что с того? – Ни­ко­лай вспом­нил, как встретил Ни­ну в Се­ре­бря­ном Бо­ру – что-то вздрог­ну­ло в его серд­це и ска­за­ло: «По­за­будь свои обиды и тер­пи, если не мо­жешь без нее». – «Не мо­гу, го­во­ришь? Или…» – Ни­на, хочу, чтобы до тебя дошло: я видел тебя только однажды, но ты мне ин­те­рес­на всем, что о те­бе знаю и не знаю, что в те­бе раз­гля­дел и уга­дал – по на­ме­кам. Твоя внеш­ность – не­кий эта­лон, но не это в те­бе глав­ное. Да, как го­во­рят в та­ких слу­чаях: ху­дож­ни­ки не уста­нут пи­сать твои пор­тре­ты, по­э­ты – по­свя­щать те­бе сти­хи, ре­жис­се­ры – сни­мать в ки­но. Бы­ло та­кое?

– Бы­ло, в ка­кой-то сте­пе­ни, – Ни­на уста­ло вздох­ну­ла, про­пу­ская эти сло­ва ми­мо се­бя. – Да, и в ки­но при­гла­ша­ли сни­мать­ся.

– В кон­крет­ные филь­мы?

– В кон­крет­ные ху­до­же­ствен­ные филь­мы, да­же на ино­стран­ных ки­но­сту­диях. Ну и что?

– Зна­чит, ты про­сто при­вы­кла ко все­му это­му? – вну­трен­ний го­лос под­ска­зы­вал Ни­ко­лаю, что нуж­но оста­но­вить­ся, «пе­ре­ме­нить пла­стин­ку», но оби­да «­кру­ти­ла» свою пла­стин­ку. – Да ты посмотри вокруг: те зе­ле­ные дев­чон­ки, рас­чет­ли­вые про­вин­циал­ки или из­во­рот­ли­вые де­ви­цы, ко­то­рых пруд пру­ди, бы­ли бы бе­зум­но ра­ды де­ся­той или со­той до­ле вни­ма­ния, ко­то­рые до­ста­ва­лись те­бе, по­ни­ма­ешь?

– Ко­неч­но, по­ни­маю, – неохотно пов­то­ри­ла она. – И что же даль­ше?

– Про­дол­жаю, – оби­да не умол­ка­ла, и пла­стин­ка кру­ти­лась все бы­стрее. – Они бы­ли бы в вос­тор­ге от тех пред­ло­же­ний, ко­то­рые сы­па­лись на те­бя, как из ро­га изо­би­лия, а ты от них от­ка­зы­ва­лась, по­то­му что для те­бя, как в мо­ло­до­сти, так и те­перь (про­сти упо­ми­на­ние о воз­ра­сте), все это – «не на­до, это – глупое, пу­стое, вто­ро­сте­пен­ное…» – Не так ли?

Пред­ло­жен­ная те­ма раз­го­во­ра ста­но­ви­лось все бо­лее не­при­ят­ной. Ни­на на­чи­на­ла из­ны­вать от нуд­ных вы­яс­не­ний и спро­си­ла с не­доу­ме­ни­ем:

– За­чем ты мне все это го­во­ришь? Мне не в чем себя упрекать... Но что-то до те­бя до­шло, и это хо­ро­шо. – Все-та­ки она при­по­ми­на­ла не­ко­то­рые слу­чаи, ко­то­рые под­хо­ди­ли под горь­ко-иро­ни­че­ское опи­са­ние Ни­ко­лая. Вспом­ни­ла о Фе­де­ри­ко Пуль­ма­ни­се… – Как-то один че­ло­век вро­де бы со­брал­ся «ки­нуть к мо­им но­гам все зо­ло­то ми­ра...»

– Вот-вот! – об­ра­до­вал­ся Ни­ко­лай, слов­но ждал под­твер­жде­ния своим до­во­дам. – Не хо­чу вы­гля­деть в твоих гла­зах бол­ва­ном, но я как на­стоя­щий муж­чи­на, кро­ме своих нео­тъе­мле­мых лич­ных до­сто­инств, дол­жен был не «вро­де бы», а «в на­ту­ре» – прие­хать за то­бой, да не на чем-ни­будь, а не ме­нь­ше чем на но­вень­ком шестисотом «Мер­се­де­се». Так? Обя­зан был пред­ло­жить те­бе хо­ро­шее обес­пе­че­ние, в том чи­сле свой за­го­род­ный дом – в пол­ное рас­по­ря­же­ние, а ле­том – от­дых в луч­ших отелях на Сре­ди­зем­ном мо­ре, в Майами или где по­же­ла­ешь. Так?

– Ух ты, ку­да хва­тил, милый юноша! И сов­сем не так! – вос­клик­ну­ла Ни­на, поч­ти по­за­быв, с че­го на­чал­ся этот неприятный раз­го­вор. – Это ты нас­мо­трел­ся ре­кла­мы, опре­де­лен­но­го сор­та филь­мов и так да­лее. То­го, что ты так рас­пи­сал в ка­че­стве яко­бы нео­тъе­мле­мо­го при­ло­же­ния, – да это­го про­сто не бы­ва­ет, и ты это пре­крас­но зна­ешь.

– Про­сти, ты слы­ша­ла вопль мо­ей ду­ши. Я дал се­бе вы­го­во­рить­ся, и рад это­му, – ска­зал он уже спо­кой­нее. – Да, как се­бя чув­ству­ешь?

– Ты так все пе­ре­вер­нул свои­ми сло­ва­ми, что да­же не знаю, что и как я чув­ствую те­перь… – Ни­на по­мол­ча­ла и ска­за­ла: – А во­об­ще – не­лов­ко приз­на­вать­ся, хо­тя и не хо­чет­ся раз­дра­жать те­бя вдо­ба­вок – нас­чет неот­вра­ти­мо при­бли­жаю­ще­го­ся оче­ред­но­го но­во­го го­да…

– Все, Ни­на, все. Прекратим об этом!!! Я по­нял, – на уго­во­ры у Николая уже не оста­ва­лось сил –  в этом го­ду. – Не бу­ду на­стаи­вать на сов­ме­стной – увы, ми­фи­че­ской встре­че Но­во­го го­да. Дай и мне ус­по­ко­ить­ся… По­зво­ню по­сле Рож­де­ства. Ты ведь – ум­ная, все по­ни­ма­ешь! А по­том… По­том – что встре­тит­ся, то и встре­тим. По­сы­лаю поз­дра­вле­ние по те­ле­фон­ным про­во­дам: «Же­лаю сча­стья и здо­ро­вья или, на­о­бо­рот, здо­ро­вья и сча­стья в лич­ной жиз­ни. Креп­че дер­жи соб­ствен­ный по­сох. При­вет из Япо­нии. Це­лую неж­но, Ни­ко­лай», – и по­ло­жил труб­ку.

Кот ти­хо ушел на кух­ню, так и не ре­шив­шись по­дой­ти к хо­зяи­ну…

Чест­но ска­зать, Ни­на не ожи­да­ла та­ко­го окон­ча­ния раз­го­во­ра и ни­как не мо­гла со­сре­до­то­чить­ся. Это – ко­нец? Так – луч­ше? Го­ло­ва кру­жи­лась не­вы­но­си­мо. Она ле­гла спать по­ра­нь­ше. Ко­неч­но, раз­го­во­ры с Ни­ко­ла­ем за­ста­вля­ли ее вол­но­вать­ся и пе­ре­жи­вать все силь­нее и силь­нее. Ло­ги­че­ски – все это пред­ста­вля­лось не­воз­мож­ным, но оно есть, и как с эт­им быть даль­ше? Да, мо­жет, он уже боль­ше и не по­зво­нит…

***

 Ни­ко­лай по­зво­нил толь­ко по­сле Кре­ще­ния.

– Ни­ноч­ка, здра­вствуй! Как ты, как праз­дни­ки?

– Здра­вствуй, не смею жа­ло­вать­ся, – за эти три не­де­ли Ни­на су­ме­ла при­ве­сти се­бя к сво­е­му «сред­не­ста­ти­сти­че­ско­му рав­но­ве­сию», как она это на­зы­ва­ла. Бо­дро­сти в ней при­ба­ви­лось. – На ра­бо­те – все нормально, все успела; провели симпозиум, скоро – следующий. Что у те­бя?

– Все так же. Все тот же рас­по­ря­док. Во­об­ще, ищу дру­гую ра­бо­ту, да не очень-то ее най­дешь. Мои зна­ко­мые по клу­бу об­еща­ли. По­смо­трю. А ты? Хоть ку­да-ни­будь вы­хо­дишь – кроме работы?

– Как ска­зать… Читаю, сходила в библиотеку, то да се... По ме­ло­чам все ус­пе­ваю, но на­до бы вы­брать­ся за боль­ши­ми по­куп­ка­ми.

– От­лич­ная но­вость! – обрадовался Николай. – За каки­ми, на­при­мер?

– Дав­ненько со­би­ра­юсь ку­пить шубу: ста­рая уже из­но­си­лась…

– Шубу? За­чем? – ис­крен­не уди­вил­ся он.

– Как это – за­чем? Зи­ма нын­че хо­лод­ная…

– Ка­кая те­бе раз­ни­ца, хо­лод­ная она или те­плая? Ты все рав­но вечно до­ма си­дишь, кле­ща­ми те­бя не вы­та­щишь!

– Ну, уже вы­хо­жу, как ви­дишь, – улыб­ну­лась она.

– И ни­че­го не ви­жу, а те­перь ду­маю, что те­бе и не сто­ит ни­ку­да вы­хо­дить лишний раз. Не нуж­на те­бе ни­ка­кая шу­ба, ни ста­рая, ни но­вая. Хо­чешь ус­лы­шать юмор?

– Ко­неч­но, – от­ве­ча­ла Ни­на. –  Да­вай!

– Что да­вать-то?

– Как что – твой юмор!

– А-а-а… – за­сме­ял­ся Ни­ко­лай. – Си­ди се­бе до­ма с сен­тяб­ря до ап­ре­ля, нет, до мая – вот и весь мой юмор; да и вер­нее бу­дет.

– Нет, не бу­дет. Тоже мне – юмор! А ра­бо­тать? А дела? А за про­дук­та­ми хо­дить раз­ве не на­до?

– Ничего не надо. Буду вкалывать и тебе все приносить, пребывая в уверенности, что посторонних романов ни с кем не заведешь.

– Ни с кем? – Ни­на за­сме­ялась, пред­ста­вляя се­бя ге­ро­иней раз­ных ро­ма­нов, про­чи­тан­ных в школь­ные го­ды.

– Да, толь­ко со мной, – подтвердил Николай.

– По­лу­ча­ет­ся что-то вро­де ча­стуш­ки: «При­ка­зал мне Ни­ко­лай: си­ди до­ма, не гу­ляй!»

– Имен­но, имен­но так! Рад, что раз­ве­се­лил те­бя.

– А се­бя?

– Ка­кое мне ве­се­лье? Раз­ве что снова спро­сить у те­бя: уви­дим­ся ли мы хоть один раз в го­ду?

– Как при­ка­жешь, хоть зав­тра… или нет, по­сле­зав­тра.

– Ого! Поз­дра­вляю со сме­лым ре­ше­ни­ем, а глав­ное – сво­е­вре­мен­ным. До­го­во­ри­лись, по­зво­ню.

…С лег­ким серд­цем Ни­на от­ме­ти­ла, что со­вер­шен­но вы­здо­ро­ве­ла, что по­яви­лось же­ла­ние про­дол­жить начатые де­ла, что она сно­ва ожи­да­ет от жиз­ни че­го-то при­ят­но­го. Но при­ят­но­го дож­дать­ся не так-то лег­ко. На ра­бо­те с на­ча­ла го­да об­еща­ли из­ме­не­ние в шта­тах, да не то­ро­пи­лись, а тут вдруг в те­че­ние не­де­ли Бо­ри­са Ива­но­ви­ча вы­про­во­ди­ли на пен­сию, вот это – «юмор»! При­шел но­вый на­чаль­ник, мо­ло­дой и но­ро­ви­стый, хо­ро­ший зна­ко­мый од­но­го ру­ко­во­ди­те­ля из ми­ни­стер­ства. Он мо­мен­таль­но пе­ре­вер­нул все в отделе верх дном: спро­сил с каж­до­го от­чет о ра­бо­те, под­верг сом­не­ниям со­от­вет­ствие зна­ний со­труд­ни­ков тем дол­жно­стям, ко­то­рые те за­ни­ма­ют (не забыл и о совместителях!), в том чи­сле за­ин­те­ре­со­вал­ся Ни­ной и ее нес­коль­ко стран­ным по­ло­же­ни­ем в от­де­ле – вы­звал к се­бе и ска­зал, пыт­ли­во при­гля­ды­ва­ясь к ней:

– Ра­бо­тай­те, по­жа­луй­ста, до­ма, не возражаю, но два ра­за в не­де­лю – по­ка­зы­вай­тесь. Оплата – сдельная, расценки – прежние. Устраи­ва­ет?

– Устраи­ва­ет.

– Вот и хо­ро­шо, не от­лы­ни­вай­те – не прой­дет!

Ни­на и не со­би­ра­лась от­лы­ни­вать, о чем за­я­ви­ла тут же – ни­че­го, «про­гло­тил»… Она решила, что лебезить перед ним не будет ни за что.

– Ну, Ни­ноч­ка Ни­ки­фо­ров­на, ше­ве­лись, кру­тись, за­ку­пай на­ря­ды, об­за­во­дись но­вой кос­ме­ти­кой, – обрадовалась Даша. –  А то смо­три, те­перь же­сткая кон­ку­рен­ция: молодые вы­те­снят – бу­дешь знать! Все твои зна­ния и об­ра­зо­ван­ность оста­нут­ся при те­бе. По­ня­ла?

Все и так яс­но. Жал­ко Бо­ри­са Ива­но­ви­ча, ведь он поч­ти трид­цать лет про­си­дел на этом ме­сте… Но Даша права! Ни­на пе­ре­трях­ну­ла весь свой гар­де­роб – не столь­ко в по­ис­ках «ос­та­точ­ных ре­зер­вов», сколь­ко что­бы от­пуг­нуть моль. Са­ши­на одеж­да так ча­сто по­па­да­лась на гла­за… Ка­за­лось, всю ее раз­да­ла в про­шлом го­ду, ан нет – не всю. Сло­жи­ла це­лую сто­поч­ку ве­щей, в том чи­сле, и своих, что­бы раз­да­рить: если не нуж­ны – за­чем ме­сто за­ни­мать? По­пут­но со­бра­ла огромную го­ру белья, вклю­чи­ла сти­раль­ную ма­шин­ку. Ну и пы­ли вы­сы­па­лось отов­сю­ду! Вы­та­щи­ла пы­ле­сос: он так шу­мел, что она ед­ва уло­ви­ла зво­нок те­ле­фо­на.

– Хо­ро­шо, что ты до­ма, – сказал Николай. –  Не ви­дя дру­го­го вы­хо­да, я взял на зав­тра два би­ле­та в те­атр на Та­ган­ке – на шесть ве­че­ра…

– Сра­зу го­во­рю, что­бы оста­но­вить те­бя: зав­тра в пять у ме­ня – встре­ча с но­та­ри­у­сом по по­во­ду мо­их дел. Не сер­дись…

– Нель­зя от­ме­нить?

– Нет.

– А те­перь, в дан­ную ми­ну­ту, что де­ла­ешь?

– Слы­шишь, сти­раль­ная ма­шин­ка кру­тит­ся, пы­ле­сос гу­дит – ра­бо­таю, в об­щем…

 – Зна­чит, вый­ти из до­му не мо­жешь?

– Ко­неч­но.

– Ну, ра­ду­ет хо­тя бы то, что ты за­ня­лась де­ла­ми, при­чем разнообразными... На­де­юсь, это не по­ме­ша­ет те­бе схо­дить в те­атр или в  му­зей в мо­ем об­ще­стве. Лад­но, пе­рез­во­ню.

…Уже по­шла вто­рая по­ло­ви­на фе­вра­ля.

Ни­ко­лай зво­нил из­ред­ка. Встре­тить­ся так и не по­лу­ча­лось, не по­лу­ча­лось по той причине, что Ни­на по­стоян­но выдумывала но­вые и новые от­го­вор­ки. По­сле крат­ко­го ду­ше­вно­го и фи­зи­че­ско­го по­дъе­ма у нее вну­три все снова «за­сто­по­ри­лось» и… жизнь по­ка­ти­лось по-преж­не­му. Она уко­ря­ла се­бя, но тем не ме­нее соз­на­тель­но ото­дви­га­ла эту встре­чу с Николаем, прод­ле­вая не­кую пе­чаль­ную сказ­ку, жду­щую печального за­вер­ше­ния: по ра­зви­тию ее сказ­ки вы­хо­ди­ло, что глав­ные пер­со­на­жи все ме­нь­ше со­от­вет­ству­ют друг дру­гу. С грус­тью вспо­ми­на­ла, как горь­ко за­кан­чи­ва­ют­ся все лирические ро­ма­ны у Тур­ге­не­ва, как без­жа­лост­но автор раз­лу­ча­ет своих ге­ро­ев, ког­да вот-вот – и они мо­гли бы стать счаст­ли­вы­ми! Да и Шек­спир, и Гол­суор­си, и Драйзер, и многие другие… Нет, с клас­си­ка­ми спо­рить  труд­но! По­э­то­му, на­вер­ное, чем ско­рее, тем луч­ше... Что луч­ше и ко­му луч­ше? 

Или гораздо луч­ше – совершенно по-дру­го­му,
        во­пре­ки неудачным клас­си­че­ским при­ме­рам:
                                не на­до за­га­ды­вать, будь что бу­дет! 

Зво­нок Ни­ко­лая по­ста­вил точ­ку в кон­це ее раз­мы­шле­ний.

– Ни­на, рад, что застал тебя, зво­нил вче­ра, но не до­зво­нил­ся. По­сле­зав­тра бу­дет ров­но пол­го­да, как я уви­дел те­бя в пер­вый и в един­ствен­ный раз. Не знаю, ка­кая пру­жи­на те­бя сдер­жи­ва­ет в мо­ем на­пра­вле­нии, но знаю, что и в лю­бом дру­гом на­пра­вле­нии – дей­ству­ет она же. Ты вклю­чи­ла «тор­мо­за» – и это не про­сто пло­хо, а да­же опас­но. А мне-то ка­ко­во? Зна­ешь, ока­зы­ва­ет­ся, я – необычайно стой­кий, как тот оло­вян­ный сол­да­тик, са­мый стой­кий их всех твоих вер­но­под­дан­ных. Что, «ко­ро­леву» или да­же «бо­ги­ню» не устраи­ва­ет мой воз­раст? Мой ха­рак­тер? Мое про­ис­хож­де­ние? Положение в обществе? Признавайся сейчас же!!!

Ни­на  мол­ча­ла подавленно, уличенная «ко­ро­лева и богиня»…

– …Мо­жешь не от­ве­чать, но уве­ряю те­бя, я – не пью, не ку­рю, под­дер­жи­ваю спор­тив­ную фор­му; в по­ро­ча­щих свя­зях меня упрек­нуть нельзя: не был, не чи­слил­ся, не пе­ре­сту­пал до­зво­лен­ных гра­ниц. Справ­ку от вра­ча при­не­сти? Из во­ен­ко­ма­та? Из ЖЭ­Ка? Из ми­ли­ции? Из об­ще­ства за­щи­ты жи­вот­ных? Из цен­тра под­го­тов­ки кос­мо­нав­тов? От­ку­да еще? – Ни­ко­лай пе­ре­вел дух и ска­зал твер­до: – Если мы по­сле­зав­тра не уви­дим­ся, то это зна­чит, что не уви­дим­ся ни­ког­да. По­ни­ма­ешь?

– По­ни­маю, – Ни­на бы­ла го­то­ва за­пла­кать, но неожиданно для себя произнесла: – По­сле­зав­тра мы обя­за­тель­но уви­дим­ся.

– Ког­да и где? На ули­це, в ка­фе, в те­ат­ре? Где?

– Нет, на ули­це хо­лод­но, в ка­фе все едят и пьют…

– Хо­чешь в му­зее – на­при­мер, в Пуш­кин­ском, на Вол­хон­ке?

– А он не на ре­мон­те? Ра­бо­та­ет ли? – она по­про­бо­ва­ла дать се­бе оче­ред­ную от­тяж­ку.

– Все в по­ряд­ке, я се­год­ня уз­на­вал. Бу­дем до­го­ва­ри­вать­ся сей­час или мне зав­тра пе­рез­во­нить?

– Хо­ро­шо… До­го­во­рим­ся сей­час, – вынужденно согласилась Нина.

– Где и во сколь­ко? Мо­жет, в са­мом ме­тро, на «Кро­пот­кин­ской», в цен­тре за­ла, ча­са, до­пу­стим, в три?

– Хо­ро­шо. По­сле­зав­тра в три. Да, как я бу­ду оде­та: у ме­ня свет­лое длин­ное пальто, бе­же­вым ме­хом ото­ро­чен­ное, та­кая же ша­поч­ка…

– За­чем го­во­ришь это? Я и так уз­наю те­бя сре­ди тысяч других, отыщу в лю­бой тол­пе. Опи­сы­вать се­бя не ста­ну, най­ду те­бя сам. Все. Це­лую. До встре­чи. 

Все.
Вот и все.
Все име­ет на­ча­ло и ко­нец. 

Или… Ни­на вы­шла из до­ма в на­ча­ле третье­го. Как мо­роз­но се­год­ня! Бы­стро до­шла до ме­тро. На стан­ции «Кро­пот­кин­ская» об­ра­ти­ла вни­ма­ние, что зал поч­ти пуст. Она не ус­пе­ла прой­ти и двух ша­гов, как путь ей пре­гра­дил бу­кет ту­гих кар­мин­ных роз. Ни­ко­лай по­явил­ся вслед за эт­ими ро­за­ми – сбо­ку, улы­ба­ясь; взял Ни­ну под ло­коть.

– Ну, здра­вствуй, нез­на­ком­ка из Се­ре­бря­но­го Бо­ра!

– Здра­вствуй, Ни­ко­лай, – Ни­на смо­тре­ла на не­го: как он улы­бал­ся, как рад встре­че, уз­на­ва­ла за­бы­тые чер­ты его ли­ца. – За­чем та­кие ши­кар­ные цве­ты, ведь они за­мер­знут на ули­це?

– Ну и что? Пусть за­мер­знут – в твоих ру­ках! – Ни­ко­лай по­це­ло­вал ее ру­ки, дер­жа­щие цве­ты. – У те­бя очень кра­си­вые ру­ки… Здесь пло­хо го­во­рить, пло­хо слыш­но, да­вай под­ни­мем­ся на­верх.

Вы­шли из ме­тро, на мо­роз; про­шли к му­зею. Ни­ко­лай был одет в осен­нее пальто, лег­кую клет­ча­тую  кеп­ку – в тон к шар­фу. Ни­на уди­ви­лась:

– Те­бе не хо­лод­но? И бо­тин­ки, и пер­чат­ки – все не по се­зо­ну.

– Мне не бы­ва­ет хо­лод­но. Ведь я – спорт­смен, не то что не­ко­то­рые…

– Не­ко­то­рые – это я. Я лю­блю те­пло и уют, как эти ро­зы. Видишь, они поч­ти за­мер­зли; жаль, что ты вы­ки­нул упа­ков­ку.

Жаль? Ему ни­че­го не бы­ло жаль или, на­о­бо­рот, жаль не­вы­но­си­мо… 

Что-то под­ска­зы­ва­ло тихонько:
«От­ни­мут ее, от­ни­мут не­пре­мен­но!»
И что-то тут же от­ве­ча­ло:
«Не от­да­вай, не от­да­вай, не от­да­вай!» 

К сча­стью, в му­зей не бы­ло оче­ре­ди. В раз­де­вал­ке поч­ти не оста­лось сво­бод­ных но­мер­ков: зна­чит, все же­лаю­щие – уже на ме­сте. Ни­ко­лай по­ло­жил оба но­мер­ка в кар­ман пи­джа­ка, и Ни­на толь­ко те­перь за­ме­ти­ла, что ру­ки у не­го сво­бод­ны.

– Ты не но­сишь с собой ни порт­фель, ни ди­пло­мат?

– Ког­да нуж­но, но­шу. А те­перь – за­чем? Если не­у­доб­но, мо­гу не­сти су­моч­ку. Хо­чешь? Ви­жу, те­бе не­лов­ко и с ней, и с цве­та­ми упра­влять­ся.

– Да? Сум­ка – дам­ская, те­бе не под­хо­дит, а мне – как раз в стиль. Но что же де­лать с цве­та­ми? – Ни­на за­ду­ма­лась, и Ни­ко­лай по­ра­зил­ся, как ей идет за­дум­чи­вость… – Если не оби­дишь­ся, давай оста­вим их в музее, потому что снова вы­но­сить на мо­роз бу­дет не­ми­ло­сер­дно.

– По­жа­луй­ста, де­лай, как те­бе нравится. Я бу­ду толь­ко рад.

Не под­ни­ма­ясь на­верх, они ре­ши­ли ос­мо­треть эк­спо­на­ты в фойе, ря­дом с лест­ни­цей, ве­ду­щей на вто­рой этаж; хо­ди­ли не­дол­го. «Только бы не отняли!» – эта мысль не покидала Ни­ко­лая. Ему за­хо­те­лось оста­но­вить все дви­же­ние, чтобы окружающим ничего не мешало об­ра­тить вни­ма­ние толь­ко на Ни­ну, чтобы на нее посмотрели все.

– Да­вай по­си­дим здесь на ку­шет­ке, – предложил он.

– Да­вай, – со­гла­си­лась она. – Как ты ду­ма­ешь, я мо­гу по­да­рить твои ро­зы этой ве­ли­ко­леп­ной ста­туе Да­ви­да? Он чем-то по­хож на те­бя.

–  Сей­час, толь­ко спро­сим у ох­ран­ни­ка… – Ни­ко­лай по­до­шел к слу­жа­щим из ох­ра­ны и че­рез ми­ну­ту вер­нул­ся к Ни­не. – Все, раз­ре­ши­ли.

Ни­на по­ло­жи­ла чуть прих­ва­чен­ные мо­ро­зом цве­ты к мра­мор­ным сто­пам кра­сав­ца-ги­ган­та, ко­пии зна­ме­ни­той ра­бо­ты Ми­ке­лан­дже­ло, и се­ла на крас­ную бархатную ку­шет­ку ря­дом с Ни­ко­ла­ем. Он при­дви­нул­ся по­бли­же: мож­но си­деть, смо­треть, го­во­рить, мож­но и мол­чать… Посторонним могло показаться, что эти двое при­хо­дят сю­да чуть ли не каж­дый день, и им все так на­до­е­ло и прис­ку­чи­ло, что ничего лучшего не нашли, как просто сидеть… Ни­ко­лай разгадывал Ни­ну, ее пра­виль­ный про­филь; ду­мал о том, что ле­то – не ско­ро, что в Се­ре­бря­ном Бо­ру те­перь – снеж­ный по­кров, что ку­пать­ся нель­зя; да и ле­том – бу­дут ли ку­пать­ся вме­сте? Ни­на по­во­ра­чи­ва­лась к Ни­ко­лаю, отвеча­ла что-то, и ему бы­ло все рав­но, что она го­во­рит, лишь бы си­де­ла по­доль­ше ря­дом, не вско­чи­ла и не убежа­ла, не ис­па­ри­лась, как сон…

По­том они под­ня­лись и про­шли по­даль­ше, на вы­став­ку италь­ян­ских пор­тре­тов эпо­хи Ре­нес­сан­са. Что и го­во­рить, пор­тре­ты хо­ро­ши, осо­бен­но муж­ские – ре­льеф­ны и вы­ра­зи­тель­ны, не­ко­то­рые нес­коль­ко мрач­но­ва­ты, хо­тя и тон­ко на­пи­са­ны. Ни­на увлеченно рассматривала картины, восхищалась некоторыми; пока­за­ла на работу из­вест­но­го ху­дож­ни­ка:

– Смо­три-ка! Этот мо­ло­дой гос­по­дин чем-то по­хож на те­бя!

– Спа­си­бо за ком­пли­мент, – от­ве­чал он, не ре­ша­ясь срав­нить Ни­ну ни с од­ной из кра­са­виц, изо­бра­жен­ных на со­сед­них по­лот­нах: они все прои­гры­ва­ли ря­дом с ней.

Ни­на задерживала взгляд на кар­ти­нах и ду­ма­ла, что дав­но здесь не бы­ла, хотя ра­нь­ше, чуть ли не раз в ме­сяц, а то и ча­ще, приез­жа­ла сю­да, как на праз­дник, иног­да с ино­стран­ны­ми го­стя­ми. Те­перь пе­ре­хо­ди­ла от по­лот­на к по­лот­ну, вспо­ми­ная те, ми­нув­шие дни… Ни­ко­лай шел чуть по­за­ди, рис­куя по­те­рять Ни­ну сре­ди по­се­ти­те­лей – в этом за­ле на­ро­ду бы­ло пол­но. В за­ле, где вы­ста­вле­ны пор­тре­ты им­прес­сио­ни­стов, – лю­дей по­ме­нь­ше. И то же: Ни­ко­лай дер­жал­ся по­о­даль.

Ни­на ув­ле­клась, Николай следовал за ней дальше, и они не за­ме­чали, как бе­жит вре­мя. Ни­ко­лай на­ко­нец спро­сил:

– Ты не уста­ла?

– Уста­ла, ко­неч­но.

– Да­вай пе­ре­ку­сим?

– Да­вай.

Ког­да си­де­ли за сто­ли­ком в бу­фе­те, Ни­на спро­си­ла ос­то­рож­но:

– По­че­му ты поч­ти не смо­трел на кар­ти­ны? Те­бе бы­ло не ин­те­рес­но? Ты ведь го­во­рил, что раз­би­ра­ешь­ся в ис­кус­стве.

– Го­во­рил… Ты вер­но за­ме­ти­ла, поч­ти не смо­трел. Эти или дру­гие кар­ти­ны я уже ви­дел де­сят­ки раз – и за­чем они мне, ког­да ря­дом ты? Я хо­тел до­сы­та нас­мо­треть­ся на те­бя! Ты для ме­ня – луч­шая кар­ти­на. – Он не отры­вал от Ни­ны взгля­да. – Ведь я так долго думал о тебе, искал тебя, боялся пропустить... Читал, смотрел фильмы, воображал что-то... По­ни­ма­ешь? И, мо­жет, я ни­ког­да те­бя так близ­ко боль­ше не уви­жу…

Ни­на вздрог­ну­ла от сов­па­де­ния своих мы­слей с мы­сля­ми Ни­ко­лая;  она сно­ва вспом­ни­ла о сво­ем воз­ра­сте, о его мо­ло­до­сти. Ни­на огля­ну­лась по сто­ро­нам: где она, что про­ис­хо­дит, за­чем это? Ни­ко­лай ска­зал:

– Я поч­ти про­чи­тал твои мысли, знаю, что ты ду­ма­ешь обо мне.

– Что? – догадалась она.

– Что? Хо­чешь, мы вста­нем ря­дом пе­ред боль­шим зер­ка­лом, ко­то­рое  на­про­тив па­рад­ной лест­ни­цы? Уви­дишь, как мы с то­бой… со­от­вет­ству­ем друг дру­гу. И не ищи раз­ли­чия, а ищи един­ство!

– Ты го­во­ришь как вождь, зо­ву­щий на бар­ри­ка­ды… Оста­но­вись, по­жа­луй­ста. – Ни­на улыб­ну­лась на­тя­ну­то, а са­ма все боль­ше сжи­ма­лась вну­трен­не в твер­дый ко­мо­чек – опять то же! Ни­ко­лай пы­тал­ся «раз­жать» его и так, и этак, убеждал, уговаривал по-детски, – нет, не уда­ва­лось... Ни­на опу­сти­ла гла­за: – До­воль­но. Про­шу, по­го­во­рим о дру­гом.

– О дру­гом… Мож­но и о дру­гом, – Ни­ко­лай вы­нул из вну­трен­не­го кар­ма­на пи­джа­ка сло­жен­ный вче­тве­ро лист плот­ной бу­ма­ги: – Возь­ми, по­ло­жи в су­моч­ку. Это – имен­но «о дру­гом». Сей­час не чи­тай, по­дож­ди до до­ма. Хорошо?

– Хо­ро­шо, – отвечала она. – Му­зей ско­ро зак­ры­ва­ет­ся. Идем до­мой?

– Ты хо­чешь уй­ти?

– Да.

В раз­де­вал­ке поч­ти не оста­лось одеж­ды. Ни­на по­ло­жи­ла в кре­сло свою виш­не­вую су­моч­ку, по­дож­да­ла, по­ка Ни­ко­лай возь­мет пальто.

– Ска­жи, Ни­на, те­бе нра­вит­ся виш­не­вый цвет? – спро­сил он.

– Нра­вит­ся, но не всег­да. В дан­ном слу­чае – так мне удобно. Ну, а во­об­ще су­ще­ству­ют об­щие пра­ви­ла сочетания…

– Да по­нят­но, я не об этом.

Они вы­шли на ули­цу, бы­ло поч­ти тем­но. До­шли по Вол­хон­ке до Го­го­лев­ско­го буль­ва­ра.

– Ни­на, ты не за­мер­зла?

– Нет. – Ни­на чув­ство­ва­ла, что ей ста­но­вит­ся все хо­лод­нее. – А ты сам, ты ведь про­сто пре­вра­тишь­ся  в лед­ыш­ку!

– Ни за что, я – за­ка­лен­ный. Так как: пой­дем в ме­тро или про­гу­ля­ем­ся до Са­до­во­го коль­ца? – спро­сил Ни­ко­лай, за­ра­нее со­гла­ша­ясь с тем, что вы­бе­рет Ни­на, но пред­ло­жил свой ва­ри­ант. – По Са­до­во­му к те­бе мож­но до­е­хать на трол­лей­бу­се, если я не оши­ба­юсь? Или ты не хо­чешь, что­бы я про­во­дил те­бя до са­мо­го до­ма?

– Нет, по­че­му же… Мо­жем прой­ти так, как те­бе нра­вит­ся.

По­шли вдоль буль­ва­ра. Ни­ко­лай креп­ко дер­жал Ни­ну под ру­ку, шли медленно. Он опу­стил вниз, на уши, смеш­ные кры­лыш­ки сво­ей ке­поч­ки – стал по­хож, по­жа­луй, на Шер­ло­ка Хол­мса. Мо­роз уси­ли­вал­ся. Ни­не было неловко; она ду­ма­ла: «Хо­ро­шо все то, что за­кан­чи­ва­ет­ся во­вре­мя или… не на­чи­на­ет­ся ни­ког­да». Опять эта ужас­ная, «отвердевшая», мысль! Нет, нет… Она на­чи­на­ла за­мер­зать, осо­бен­но ру­ки. Пер­чат­ки не спа­са­ли от мо­ро­за. Ни­ко­лай оста­но­вил Ни­ну, под­вел  к рас­паш­ным две­рям пунк­та об­ме­на ва­лю­ты; сам пункт уже не ра­бо­тал, но на­руж­ные две­ри бы­ли не за­пер­ты. За дверь­ми ока­за­лось чуть-чуть те­плее. По­сто­яли не­дол­го. Ни­ко­лай растер ее руки, потом об­нял и по­це­ло­вал, но она слов­но не по­чув­ство­ва­ла ничего – от хо­ло­да.

– Пой­дем даль­ше?

– Ко­неч­но, каж­дый путь тре­бу­ет за­вер­ше­ния.

За­вер­ше­ния… За­вер­ше­ния… За­вер­ше­ния…

На Ни­кит­ских во­ро­тах свер­ну­ли к Му­зею-квар­ти­ре Горь­ко­го, по­том – за угол, во дво­ры, к па­мят­ни­ку Алек­сан­дру Бло­ку. Оста­но­ви­лись…  Ни­ко­лай от­пу­стил Ни­ну, ко­то­рую креп­ко дер­жал под ру­ку.

– Ни­на, те­бе нра­вит­ся этот па­мят­ник, этот по­эт? – спро­сил Ни­ко­лай.

– По­эт – да, но па­мят­ник – не очень. А те­бе?

– А я иног­да при­хо­жу сю­да, к па­мят­ни­ку, хо­тя он не са­мый луч­ший из тех, что я ви­дел. Прихожу как к живому... Бло­ка во­об­ще очень труд­но изо­бра­зить, как, впро­чем, и дру­гих по­э­тов.

– Жаль, что нель­зя по­дой­ти по­бли­же, су­гро­бы ме­ша­ют.

– Да­вай вста­нем… хоть на эту ска­мей­ку!

– Но ведь она тоже в сне­гу, и спин­ки не вид­но…

Николай оставил Нину поодаль, а сам снял перчатки и… голыми руками в пять секунд очистил половину скамейки от снега и льда, затем легко поднялся на нее, отряхнулся от снега.

– Иди сю­да! – он натянул пер­чат­ки, и ког­да Ни­на по­до­шла, по­дал ей ру­ки, под­нял вслед за со­бой. 

   И вот они сто­яли ря­дом,
               во­звы­ша­ясь над ве­чер­ним дво­ри­ком,
                                     слов­но па­мят­ник са­мим се­бе… 

Фо­на­ри све­ти­ли не­яр­ко, про­хо­жих не бы­ло. Блок не об­ра­щал на них  вни­ма­ния, смо­трел по­верх и вдаль, ку­да при­вык смо­треть дав­но. «Венец из белых роз, мерный шаг революции, мокрый снег, силуэты прошлого – это ли чудится холодному памятнику? – подумалось Нине. – Или мерещатся те женщины, которых любил когда-то?»

Ни­ко­лай по­ры­ви­сто об­нял Ни­ну, по­це­ло­вал нес­коль­ко раз, и она по­чув­ство­ва­ла, что ему го­раз­до хо­лод­нее, чем ей.

– Ни­на, те­бе хо­ро­шо сей­час? – спро­сил он.

– Хо­ро­шо.

– По­сто­им еще нем­но­го…

 Прощай, поэт! …Ни­ко­лай лег­ко спрыг­нул вниз со ска­мей­ки, под­хва­тил Ни­ну на ру­ки – и на зем­лю опу­скать не спе­шил.

– Ты что? – ахнула от неожиданности Нина. – От­пу­сти по­ско­рее!

– Те­бе так удоб­но?

– Не знаю! Но во­об­ще – во­об­ще – не­у­доб­но...

Ни­на про­дол­жа­ла упра­ши­вать, но Ни­ко­лай слов­но не слы­шал ее: он  развернулся и на­пра­вил­ся к Ма­лой Ни­кит­ской ули­це с Ни­ной на ру­ках…

– Не со­про­тив­ляй­ся, по­жа­луй­ста, – го­во­рил он, улыбаясь и при­сло­ня­ясь ще­кой к ее ще­ке.

– Но ведь лю­ди смо­трят, и те­бе тя­же­ло! – она, сми­ря­ясь с та­ким не­у­доб­ным во всех отношениях по­ло­же­ни­ем, безучаст­но по­ду­ма­ла, что ко­му-то мо­жет по­ка­за­ть­ся: странный мо­ло­дой че­ло­век не­сет до стран­но­сти жи­вую ста­тую…

– Мне сов­сем не тя­же­ло, да и лю­дей ни­ка­ких не вид­но. Об­ни­ми ме­ня по­креп­че, – попросил Николай.

Что де­лать? Ле­вой ру­кой она плот­нее об­ня­ла его за шею, правой – под­тя­ну­ла за длин­ный ре­ме­шок свою ма­лень­кую су­моч­ку, что­бы та не бол­та­лась, не ме­ша­ла дви­же­нию. Ну, ско­ро ли Ни­ко­лай от­пу­стит ее?

– Нет, не ско­ро, – ответил он.

– Слы­шишь ме­ня? – она пов­то­ри­ла это нес­коль­ко раз. Ни­ко­лай не от­ве­чал, про­дол­жая идти: ему хо­те­лось, что­бы этот путь ока­зал­ся са­мым дол­гим… Нина взмолилась: – От­пу­сти, те­бе не­лов­ко, за­те­кут ру­ки…

Он словно не слышал... Про­хо­жие об­го­ня­ли их, дру­гие, иду­щие нав­стре­чу, про­хо­ди­ли ми­мо. Никто не рассматривал их в упор, не удивлялся... Или всем, дей­стви­тель­но, так ма­ло де­ла друг до дру­га? Уже ско­ро – Дом ра­дио­ве­ща­ния и зву­ко­за­пи­си. На­чал па­дать пушистый снег, сне­жин­ки ти­хо ло­жи­лись на су­гро­бы, на до­ро­гу, на ред­ких про­хо­жих…

Зи­ма, ве­чер, снег, «ули­ца, фо­нарь, ап­те­ка…»

– Ни­ко­лай, по­жа­луй­ста… Ответь мне! До ка­ких же пор ты ме­ня бу­дешь так не­сти?

– До Са­до­во­го коль­ца, мо­гу и до твое­го до­ма. Мо­гу – и до свое­го. Ты – лег­кая, ты как пу­шин­ка. Я знаю, по­че­му ты мо­жешь пла­вать по­дол­гу: ты поч­ти ни­че­го не ве­сишь, как пе­рыш­ко утен­ка. Зна­ешь, как в сен­тяб­ре бы­ло мно­го утят в Се­ре­бря­ном бо­ру!

– Знаю. Они за­бав­но пла­ва­ют, осо­бен­но по­ка не ус­пе­ли по­дра­сти…

«…Ап­те­ка, ули­ца, фо­нарь», лужицы, утро, лето.

…Ни­на поч­ти за­бы­ла, что ей хо­лод­но, что она не­дав­но долго бо­ле­ла. То, что про­ис­хо­дит сию ми­ну­ту – это наяву?

– Да, но если это – во сне, то я го­тов остаться в нем навсегда… – Ни­ко­лай опять прочи­тал ее мы­сли. – Мне не нуж­ны дру­гие сны, другая действительность...

Толь­ко на трол­лей­бу­сной оста­нов­ке, на Са­до­вом коль­це, Ни­ко­лай по­ста­вил «живую статую» на ас­фаль­то­вый ос­тро­вок тро­туа­ра, оты­скав его сре­ди  зал­еде­не­лых пя­тен. Ни­на ус­пе­ла за­быть да­же, что та­кое стоять на соб­ствен­ных но­гах, а уж хо­дить… Ни­ко­лай пе­ре­ки­нул че­рез пле­чо виш­не­вую су­моч­ку, сам бе­реж­но под­дер­жи­вал Ни­ну. Поцеловал ее... По­до­шел трол­лей­бус, «Бу­каш­ка». Они под­ня­лись в са­лон – те­пло! Поз­дних пас­са­жи­ров бы­ло ма­ло. Хо­ро­шо, что те­пло – Ни­ко­лай да­же снял кепоч­ку. Се­ли пря­мо за спи­ной у во­ди­те­ля.

Ни­на не пред­ста­вля­ла, что де­лать даль­ше. Так и ска­за­ла Ни­ко­лаю:

– Не пред­ста­вляю! Про­сти за пря­мо­ту.

– От­че­го же… Но про­во­дить до по­дъез­да я те­бя – все еще – мо­гу? – Николай подумал, что если бы троллейбус следовал без остановок...

– Ко­неч­но, мо­жешь.

Они до­е­ха­ли до пре­бы­ваю­ще­го на «веч­но-ка­пи­таль­ном» ре­мон­те ки­но­те­атра «Фо­рум», по под­зем­но­му пе­ре­хо­ду пе­ре­шли Са­до­вое коль­цо. Пе­реул­ком доб­ра­лись до Ни­ни­но­го до­ма, притаившегося в тупике.

– Здесь ты и жи­вешь?

– Как ви­дишь. – Ни­на наб­ра­ла ко­до­вый но­мер; они во­шли в по­дъезд, оста­но­ви­лись у са­мо­го лиф­та. Ни­на не зна­ла, что де­лать даль­ше.

– Мо­жет, зай­дем к нам, чаю вы­пьешь, со­гре­ешь­ся.

– Нет, я это­го де­лать не со­би­рал­ся. То есть со­би­рал­ся, да не так, и ты это отлично зна­ешь.

– Да ни­че­го я не знаю. Но, как хо­чешь… – от­ве­ча­ла она уста­ло. – Ведь не каж­дый день… Ведь и я, чест­но ска­зать, не со­би­ра­лась при­гла­шать те­бя – вот та­к, по­э­то­му…

– …Ни­на, а ты пом­нишь «Гра­на­то­вый бра­слет»? – вдруг спросил Николай.

– Ку­при­на? Ко­неч­но! – Ни­на улыб­ну­лась, при­по­ми­ная. – Ма­ло то­го, у ме­ня есть та­кой бра­слет, с крас­ны­ми гра­на­та­ми.

– Вот ви­дишь, и тут у ме­ня – про­кол, – ус­мех­нул­ся он. – А ведь я со­би­рал­ся, не по­ве­ришь, по­да­рить те­бе…

– Мне? – спро­си­ла она, со­вер­шен­но не пред­ста­вляя, за­чем ему это. – Ка­кой в этом смысл?

– Да никакой не смысл, просто мне хотелось... – про­из­нес Ни­ко­лай.

– Я поняла… – Ни­на тя­ну­ла, все еще не ре­ша­ясь на­жать кноп­ку лиф­та. – Но… ничего не нужно... Не об­ес­судь.

– Ничего! – Он подумал, что еще полгода назад ничего не знал о Нине, пройдет еще полгода, пройдет год, и... – Оз­на­ча­ет ли это, в са­мом де­ле, что мне не нуж­но боль­ше бес­по­ко­ить те­бя?

Ни­на наб­ра­ла по­боль­ше воз­ду­ха в лег­кие, сде­ла­ла уси­лие. Сей­час – или ни­ког­да! Ска­за­ла чет­ко, как школьница на уроке:

– Ско­рее да, чем нет. Пусть все как бы­ло, так и оста­нет­ся – пре­крас­ным.

– Пре­крас­ным? Вот так вот… – вол­на дос­ады зах­лест­ну­ла Ни­ко­лая. – Что же в этом пре­крас­но­го? Ведь все мо­гло быть – все дол­жно быть – со­вер­шен­но не так! Ты что – же­лез­ная? Ка­мен­ная? Или – гра­на­то­вая? Те­бе все без­раз­лич­но? Ты ме­ня ли­ша­ешь вся­ко­го вы­бо­ра, но все рав­но…

Ни­ко­лай прикрыл глаза: все равно... Он крепко об­нял Ни­ну, и сквозь лег­кое осен­нее пальто она по­чув­ство­ва­ла, ка­кой он силь­ный. Силь­ный че­ло­век? Он по­це­ло­вал ее в лоб, ед­ва кос­нув­шись гу­ба­ми, по­том опустился на ко­ле­ни и по­це­ло­вал по оче­ре­ди оба нос­ка ее виш­не­вых са­по­жек. Дол­го не под­ни­мал­ся, и Ни­не ста­ло со­вер­шен­но не­лов­ко от мы­сли, что вдруг эту сце­ну уви­дит кто-ни­будь из со­се­дей, вхо­дя­щих в по­дъезд или вы­хо­дя­щих из лиф­та.

Она облег­чен­но вздох­ну­ла, ког­да Ни­ко­лай под­нял­ся. А он ска­зал:

– Я знаю, что те­перь – поч­ти бес­по­во­рот­но. Сна­ча­ла мне бы­ло не­вы­ра­зи­мо страш­но про­пу­стить те­бя, по­те­рять, усту­пить су­дь­бе без уси­лий, без борьбы… И что? Да имей я все бо­гат­ства ми­ра, как ты вы­ра­зи­лась од­наж­ды… Я по-на­стоя­ще­му про­ща­юсь с то­бой, но окон­ча­тель­но мне очень труд­но сде­лать это. Если при­му дру­гое ре­ше­ние, обя­за­тель­но по­зво­ню. Оста­вляю за то­бой пра­во зво­нить мне всег­да, если соч­тешь нуж­ным или воз­мож­ным. Спо­кой­ной но­чи, Ни­на…

Он вы­та­щил из кар­ма­на пер­чат­ки, по­пра­вил ке­поч­ку, по­вер­нул­ся и бы­стро вы­шел на ули­цу, не оглядываясь назад. Ни­на не ус­пе­ла опом­нить­ся, как дверь зах­лоп­ну­лась. Она в ра­сте­рян­но­сти по­вер­ну­лась к лиф­ту, на­жа­ла кноп­ку седь­мо­го эта­жа… Да­ша от­кры­ла дверь сра­зу же:

– Ма­моч­ка, как ты дол­го! А где же твой друг, где Николай, раз­ве он те­бя не про­во­дил?

– Да­ша, ни­ка­ко­го дру­га у ме­ня боль­ше нет, да и не бы­ло, на­вер­ное…

…Ни­на скинула пальто, взгля­ну­ла на ча­сы. Ни­ко­лай до­бе­рет­ся до­мой не ра­нь­ше чем че­рез час. Если за­хо­чет по­зво­нить, по­зво­нит сра­зу же. Нет, за­чем об­ма­ны­вать­ся – она по­ни­ма­ла: не по­зво­нит.

Не по­зво­нит ни­ког­да… А раз­ве не это­го ей хо­те­лось?

Ни­ко­лай не по­зво­нил че­рез час, не по­зво­нил и поз­же.

Ни­на дол­го не мо­гла ус­нуть, все еще на­де­ясь. Утром прос­ну­лась и по­ду­ма­ла, что все по­те­ря­но… Рас­ска­за­ла до­че­ри. Да­ша не сдер­жа­лась:

– Зна­ешь, ма­ма, дру­гие на твоем месте зна­ли бы, как по­сту­пать. Теперь уж поздно на­ста­влять тебя, да кого бы ты послушалась, моя дорогая?! Ты и ме­ня вос­пи­та­ла иде­алист­кой. Но жизнь жестока: так не бы­ва­ет, что­бы все – в од­ном фла­ко­не. Постоянно приходится что-то выбирать, чем-то жер­тво­вать, вовремя поторапливаться, вовремя тормозить; и нечего ждать неосуществимого. Нельзя отталкивать от себя хороших людей! Человек так расположился к тебе, а ты... Ты всегда... И де­ло сов­сем не в воз­ра­сте, а в ха­рак­те­ре; про­сти, ма­ма, но у те­бя ха­рак­тер невозможный. Зво­ни ему ско­рее са­ма, по­ка не поз­дно!

– Са­ма?

– Что, хо­чешь вы­дер­жать все пра­ви­ла? Те­бе-то непо­нят­но? Раз­ве ты – де­воч­ка-подросток?

– Конечно... Но ку­да мне зво­нить?

 – Как – ку­да? Или ты…

– Да, это еще во­прос – пом­ню ли я но­мер его те­ле­фо­на? – Ни­на по­ня­ла, что напрочь забыла но­мер те­ле­фо­на Ни­ко­лая.

– Не пом­нишь, что ли? Да быть та­ко­го не мо­жет, я все важ­ные те­ле­фо­ны пом­ню на­и­зусть!

– Где ж «не мо­жет»? Я ему ни­ког­да не зво­ни­ла, всег­да зво­нил он сам.

– И что же, его те­ле­фон ниг­де не за­пи­сан?

– Нет. Та бу­маж­ка, на которой он сам его за­пи­сал, ну, на пляже в Се­ре­бря­ном бо­ру, давно за­те­ря­лась. Вспомни, он всег­да зво­нил сам, и мне в го­ло­ву не при­хо­ди­ло пе­рес­пра­ши­вать, ка­кой у не­го те­ле­фон. Пом­ню толь­ко пер­вые три ци­фры…

– Ну, ма­моч­ка, поз­дра­вляю те­бя! – Да­ша без­мер­но огор­чи­лась, пред­ста­вляя, что ожи­да­ет ее мать. – Эх ты… Не хо­чу ска­зать, что мне жал­ко толь­ко те­бя: мне ведь и его то­же жал­ко. Мам... Ты все-таки слиш­ком не рас­страи­вай­ся: мо­жет, еще по­зво­нит…

Ни­ко­лай боль­ше не по­зво­нил ни­ког­да.

Ни­на, от­го­няя назойливые мы­сли, старалась убедить се­бя, что ни­че­го хо­ро­ше­го из это­й истории не вы­шло бы. Так и дол­жно бы­ло слу­чить­ся, ра­но или поз­дно. Но горь­ко, очень горь­ко – слезы подступили ближе и ближе... Вдруг поня­ла: только что без­воз­врат­но потеряла нечто важ­ное, очень нуж­ное в жизни! Поняла, что вряд ли уже встретит такое отношение к себе, да­же если нек­то в оче­ред­ной раз – тео­ре­ти­че­ски и от­ча­сти ре­аль­но – пред­ло­жит «все бо­гат­ства ми­ра». Да и что та­кое, эти са­мые «бо­гат­ства ми­ра»? Как их уне­сти, да и ку­да?

Неожиданно вспом­ни­ла, что в му­зее Ни­ко­лай пе­ре­дал листок бумаги. Мо­жет быть, там за­пи­сан и но­мер те­ле­фо­на? Она судорожно от­кры­ла су­моч­ку, вы­ну­ла за­пи­ску: сти­хо­тво­ре­ние! На­пи­са­но от ру­ки, без под­пи­си – его сти­хи; по­черк – кру­пный, чет­кий, вы­ра­зи­тель­ный.

Ко­неч­но, ни­ка­ко­го но­ме­ра те­ле­фо­на там не бы­ло…

*** 

Плы­вут обла­ка над Се­ре­бря­ным бо­ром,
Спу­ска­ясь все ни­же, до са­мой во­ды,
Смер­кает­ся… Ле­то за­кон­чит­ся ско­ро,
Се­ре­бря­ной ря­ской за­тя­нет пру­ды… 

 

Плы­вут обла­ка. При­бли­жа­ет­ся осень.
Сби­ва­ют­ся стай­ки по­дрос­ших утят.
С вы­со­ких вер­ху­шек се­ре­бря­ных со­сен
Су­хие игол­ки на зем­лю ле­тят. 

 

Плы­вут обла­ка, со­би­ра­ют­ся в ту­чи,
В глу­би­нах не­бес от­кли­ка­ет­ся гром.
…Се­ре­бря­ный бор ра­стя­нул­ся над кру­чей,
Свер­кая осен­ним своим се­ре­бром… 

 

 

Главная

The Author

Контакты Contacts

Что? Где? Когда?

Биография

Фрагменты из книг

Иллюстрации

Каменный век

Алмазы-РА

Фотографии

Переводы

Выставки

Песни

Издания

История поколений

Из переписки